Джей отправился к своему жилищу, чтобы раздобыть бочки для упаковки растений.
Они трудились до темноты. На следующий день работа продолжилась.
Черенки оборачивали влажной тканью и пересыпали землей, затем слоями укладывали в бочки между мокрыми тряпками и листьями, упаковывали семена в сухой песок и запечатывали крышку.
Когда все было сделано, у Джея в итоге оказалось четыре бочки, наполовину заполненные растениями, которые он будет держать открытыми, чтобы туда попадал свежий воздух и можно было поливать их пресной водой, плюс одна запечатанная бочка с семенами. Он громко позвал матросов с корабля, двое спустились на берег и погрузили бочки. По крайней мере, у Джея будет достаточно места, чтобы заботиться о своем грузе по пути домой. Обратно в Англию собирались только несколько пассажиров. Прочие места отводились для табака.
– Мы отплываем утром при первом свете дня, – предупредил Джея капитан. – Вы лучше погрузите свои вещи на борт уже сегодня и сами переночуйте на корабле. Я не могу ждать пассажиров. Когда начнется отлив, мы уйдем вместе с ним.
Джей кивнул:
– Хорошо.
У него не было ни малейшего желания возвращаться в гостиницу и встречаться с озлобленной хозяйкой. Он подумал, что, если та в его присутствии назовет девочку животным, он вступится за ребенка, и тогда выйдет ссора, а то и что-нибудь похуже.
Он повернулся к обеим женщинам.
– Как ее зовут? – спросил он у матери.
– Мэри.
– Мэри?
Она кивнула:
– Ее отняли у меня совсем ребенком и крестили Мэри.
– Вы называете ее этим именем?
Она запнулась, как будто не была уверена, что может доверять ему. Но тут что-то пробормотала девочка, стоявшая рядом.
– Ее зовут Сакаханна.
– Сакаханна? – переспросил Джей.
Девочка улыбнулась и кивнула:
– Это значит «вода».
Джей согласно склонил голову и вдруг понял, что слышит родную речь:
– Ты говоришь по-английски?
Она снова кивнула.
Его охватило мгновенное чувство глубочайшего горестного замешательства.
– Тогда почему ты… ни разу… Ни разу… Я не знал! Все это время, что мы путешествовали вместе, ты была немая!
– Я приказала ей никогда не разговаривать с белым человеком, – вмешалась женщина. – Я думала, она будет в большей безопасности, если не будет отвечать.
Джей открыл было рот, чтобы возразить: лучше, если бы она могла заговорить, защитить себя.
Но мать резким движением руки запретила ему продолжать.
– Я сама сидела в тюрьме из-за того, что сболтнула лишнее, – заметила она. – Иногда лучше вообще ничего не говорить.
Джей посмотрел на корабль, высившийся за спиной индианки. Внезапно его посетила мысль, что он не хочет уезжать. Неожиданное открытие, что у девочки было имя и что она могла понимать его, делало ее ужасно интересной. Что она думала все эти дни их молчаливого товарищества? Что она могла бы сказать ему, но не говорила? Она как будто была заколдованной принцессой из сказки и вдруг обрела дар речи. Когда он исповедовался перед ней и рассказывал о своих чувствах, о доме, о детях, о растениях, она выслушивала его признания с безмятежным лицом. Но она понимала его, понимала все, что он говорил. Получалось, она знала его лучше, чем любая другая женщина, когда-либо знавшая его раньше. И значит, она знает, что только вчера утром он боролся с искушением остаться здесь, на этой новой земле, остаться с ней.
– Я должен ехать. Я обещал вернуться в Англию, – сказал он, надеясь, что они могут возразить ему, сказать, что ему не нужно ехать.
