Старина Франк был влюблён и в Гелию тоже. Вот таков он, любитель Гёте и русской квашенной капусты, вечный юноша не только душой, но и телом, что позволяют сегодняшние возможности медицины. Одна из причин его охлаждения ко мне – ревность, соперничество. Да я… От меня осталась половина того человека, кто прибыл на Трол с Земли. Она измотала меня и сделала психом. Я безмерно устал от неё. Но все подходили к нашим отношениям с земными мерками. Наделяли её человеческой душой, а была ли она у неё?
А они? Коллеги, то есть. Делали свои выводы, исходя из того, что она земная женщина с соответствующим воспитанием и поведением. Откуда? Родилась неизвестно где, воспитывалась в какой-то пещерной коммуне. Дикая, непонятная. Я её, можно сказать, сформировал заново по земным лекалам. Она висела на мне мёртвой хваткой. Да я и против – то не был! Сам ничего не соображал… Вот тут бы тебе и вставить что-то вроде того, что я не простил её до сих пор за измену. А также добавить перетёртую до трухи банальность, прости и сбрось с души этот камень! Нет! Я и при её жизни не злился уже. Я сам в её же постели, в её доме присвоил себе другую девушку… А! Не присвоил, а влюбился по-настоящему!
Рита, – Передохни.
Венд, – Да чего ты заладила-то! Я не устал! Хагор уверял, что жители Архипелага и близко не подошли к возможностям науки земной, так что эксперимент исключается. Никаким гомункулом из колбы Гелия не была! Её родила женщина Паралеи! По имени Инэлия, жена Хагора. Сам Хагор работал там до своего бегства в некоем «Храме Жизни», но к тому времени, как он сбежал оттуда, он ничего уже не соображал, а сканирование мозга, которое нам удалось провести у него, ничего нам не дало. Он был сумбурен, вечно пьян, полубезумен. Что оставалось? А ничего. Мистика. И я махнул на всё рукой…
Рита, – Передохни.
Венд, – Я не устал. Все исследования были засекречены, закрыты. Нам не сообщали результатов. Кроме запрета мне взять с собой их на Землю, Гелию и дочь, я ничего не дождался. Никаких объяснений. Только резюме: они не люди. Опасные в силу их не изученности, живые программы, созданные с неясной целью, неизвестно кем и, возможно, для внедрения в наш земной мир.
Как после этого я должен был себя вести? Относиться к родному ребенку? Как царь Салтан к неведомой зверушке? В бочку засмолить, в море укатить? Как? Я на них, на ГРОЗ непогрешимую, наплевал и жил, как живут люди с людьми. Программа не программа, а я её любил. Я ей сказал: будем рожать им назло! Наплодим новую расу. Давай, моя девочка! Тем более, что ты произвела на свет красивейшее дитя. Она же оказалась мстительной. Она не прощала мне ничего, ни единого слова, что было сказано ей поперёк. Да и ревновал я её до потери ума, это правда. Она тоже дралась, будь здоров! Фырчала и царапалась как кошка. Я после таких атак оставался с разодранным лицом и, если бы не регенерирующие препараты, я постоянно ходил бы с фингалами под глазами и разодранным носом. Конечно, я прощал её всегда. После рождения дочери детей она уже не хотела, или не получалось больше, поскольку в ней что-то сломалось. И говорю это в сугубо конкретном смысле. Именно некая поломка, как ломается деталь в тончайшем, сверхсложном биороботе, созданным гением неведомой цивилизации. Она была художественное произведение больше, нежели живая женщина. И постепенно ко мне совсем остыла. Но не уходила. Пользовалась мною. Я же пользовался ею. Так и жили. А когда она меня доставала, я её просто учил, как учат сук пониманию своего места в мире земных людей, а не как она привыкла в своем полудиком обиталище.
