Земля – павильон ожиданий - страница 37

Когда хотел, он одевался в непробиваемую драконью чешую. Эгоистично, упорно он заталкивал её туда, где и отводил отныне ей место, определяя её быть своей пленницей в пещере дракона. А у пленницы не должно быть чувств и сомнений в отрыве от него. На Земле ведь и не было женщины, подобной ей, послушной, подчиняющейся всему, способной возбуждать к себе сильное влечение. А иначе стал бы он тащить её с собою? На угрюмом Троле игры в любовь развлекали, но тут только раздражали. Она должна быть только усладой, но уж никак не бременем. Подавленная его потребляющей страстью, Нэя с ужасом вдруг всё это ощутила. Но ей пришлось смириться. Разве у неё был выбор? Была альтернатива его любви?

Ксения, оставив недовольно бурчащего Ксена одного, бродила по спящему городку. Ноги, будто в них был навигатор, сами по себе без участия сознания, как ей казалось, вывели её к дому матери Рудольфа. Она вошла в сад, и аромат розовых кустов, а их не было раньше, остановил её, а туда ли она попала? В ночной тишине она произвела неожиданный шум, наткнувшись на выключенного дрона – уборщика на садовой дорожке. Старую, проросшую травой плитку заменяли новой, и Ксения обрушила их упорядоченное, но неприметное в темноте лежание.

Дом был тёмен. Вслед за обрушенной горой садовой плитки раздался треск кустов, куда она, пошатнувшись, едва не упала. Наверное, не меньший шум вызвала бы и корова, забредшая сюда с альпийского пастбища. С чего она и взяла, что Рудольф может быть у матери? А если и тут, то ведь не один. С открытой в стиле ретро, как любила его мама, площадки, ограниченной от территории сада легкими колоннами, вышла женщина, привлеченная грохотом в своём саду.

– Was ist das? – резко и скорее удивлённо, чем испуганно спросил женский голос.

– Ich bin Kseniya. Ich schpacire gee… – Ксения так и не выучила немецкий язык, но помнила, что мама Рудольфа свободно говорила на русском языке. – Фрау Карин, это я Ксения. Вы помните, я знакомая Рудольфа? Он у вас? Он же вернулся…

Она вылезла из кустов на освещённое пространство, нелепая и понимающая свою нелепость помешанная «Коломбина». Так прозвала её мама Венда с того дня, как нашла маску в музее. Маленькие ночные фонарики мерцали в ажурных перекрытиях между игрушечными колоннами – затеей старой вечной девочки – матери Рудольфа, она тоже не отличалась стандартностью и всю жизнь во что-то играла. Ксения была, действительно, похожа на Коломбину, какой рисовали её старинные художники. Белая блузка была покрыта цветными пятнышками от пёстрых фонариков, как и одежда Коломбины, а глаза мерцали дико и неестественно возбужденно в сочетании с приклеенной улыбкой. Но мама ничуть не удивилась её визиту, будто Ксения ходила к ней по ночам постоянно, и узнала она её тотчас же. После стольких лет?

Ксения вышла на освещённое пространство под кровлю замысловатой веранды. Пол был всё тот же, красный, сделанный под мрамор с узором под окаменелости, как и двадцать лет назад. Колонн тогда, правда, не было,– была стена, открывающаяся в тёплые и ясные дни и превращающая эту комнату в продолжение сада. На этом самом полу они и катались с Лоркой, позоря в своём лице достоинство женщины.

Вот он радовался, скотина! Что ради него такие тут бои без правил! Лорка чуть не разорвала Ксении рот, пихая в него блузку и вдавливая прозрачные пуговицы в горло. После чего Ксения не могла некоторое время нормально говорить и шипела, как змея. Едва не удавила, сука спортивная. И он хоть бы пихнул её. Так нет! Стоял как колонна, не шевелясь, так что можно было подумать, что он боится своей припадочной жены. Так собою не владеть, так уронить себя до уровня дикости и утраты самоконтроля? Что и говорить, надо было постараться отыскать такую башню под два метра, с искусственно обесцвеченными лохмами, коими «лыжная палка» до чего и гордилась, мня себя «гиперборейской богиней». И это после шедевра, рождённого без искусственного вмешательства в её утробное развитие, после Ксении. Ксении, похожей на тех нереальных женщин, которых создавала кисть древнего художника со странной фамилией Муха, на его девушек из какого-то параллельного мира осуществлённой тончайшей гармонии, девушек – славянских богинь из той его серии «Луна и звёзды», что породила в 1902 году его тоскующая душа мистика и философа.