«Свободы… пробудится… тень», – проговорили губы Евдокии. Лишь тень… Или это черновик?..
За спиной кто-то стоял.
– Это… ваши?..
– Вам нравится? – поинтересовался голос графа Будрейского.
– Должно быть, поэтому в вашем доме все слуги исчезли, и… Простите, – Евдокия глянула из-за плеча, вернула бумагу на секретер. И повернулась. – Я пришла, чтобы передать вам приглашение на ужин. Папенька ждёт вас сегодня вечером.
– Благодарю вас. Я приеду.
Уйти скорее – чтобы не видеть это чужое лицо в родном доме! Евдокия обошла его, как по магическому кругу, – не дай, Боже, задеть плечом.
– Постойте! – окликнул граф Будрейский. – Портрет вашего дедушки… Честно сказать, гостиная и правда опустела бы без него.
В золотой рамке на стене за пуховым диваном – дедушка в зелёном кафтане, в красном камзоле, с чёрным галстуком, со звёздами и крестами – глазами цвета Андреевской ленты так и говорил: «Вай-вай-вай! Ласточки мои!»
– Мы ждём вас в семь часов, – бросила Евдокия графу, избегая глядеть на него.
***
Она почему-то оделась раньше всех и была готова выйти в гостиную уже в шесть. Но оставалась в своей комнате, пересаживалась со стула на стул: то к туалетному столику, то к окну с видом на каменные ворота. «Вдруг покажусь, да скажет кто, будто я более всех жду Будрейского». Посмотрела на золотые браслеты. И сняла один – «лишний».
Не договариваясь, сёстры обе оказались в белых платьях с декольте лодочкой и кружевом по подолу в три ряда, и обе с одинаковыми причёсками: косами, завёрнутыми кольцом вокруг затылка. «Мы похожи больше, нежели думают папенька с маменькой», – улыбнулась Ольга. Браслеты же она оставила на обеих руках.
– Сестрицы принарядились, – Владимир открыл крышку графина и вдохнул аромат рябиновой наливки. – Уж не надеетесь ли вы покорить сердце графа Будрейского?
– Как ты можешь, Володя! – воскликнула Евдокия.
Под чёрный фрак он надел один велюровый чёрный жилет с золотыми пуговицами: в трёх жилетах было жарко, да и невелика честь Будрейскому – рядиться для него по английской моде.
– Боюсь, не вышло бы, как, помните, полтора года тому назад с моим другом поручиком Алексеевцовым. Не успел приехать к нам в гости, как уже влюбился в Ольгу да потом целый месяц донимал меня расспросами о ней.
– Ну, так я в том была не виновата, – Ольга хихикнула. – Целый месяц страдал несчастный…
– Оля! – воскликнула Евдокия. – Не вздумай кокетничать с Будрейским!
– Кокетничать?!
– Этот граф завладел имением нашего дедушки! Мы не можем с ним приятельствовать!
В гостиной появились родители. Княгиня – в синем бархатном платье, с высокой причёской, украшенной пером.
– Какой же он, этот граф? – Фёдор Николаевич накручивал пальцами золотую запонку на левом рукаве.
Владимир ухмыльнулся:
– В Петербурге поговаривают, будто он странный.
– Что же говорят? – Евдокия поглядывала на настенные часы. Минутная стрелка тикала к римской цифре XI.
– Однажды некто застал его в квартире за обедом в обществе слуг, – Владимир прыснул со смеху. И прикусил ус – Алёна открыла дверь:
– Граф Будрейский принять просят.
Он появился – в сером фраке с присборенными на плечах рукавами, в белом галстуке гофре. От высокого пояса в карман белых панталон спускалась золотая цепочка часов. За ним вошёл Степан Никитич.
Будрейский обвёл медленным взглядом гостиную. Серые глаза, блестящие, будто раздражённые ветром, прищурились на Ольгу. На вазу с сиренью. Остановились на Евдокии – и узкие скулы шевельнулись вместе с уголками губ. Дойдя до Владимира, граф поклонился знакомому лицу.
