– Чего ты её по фамилии? У самой есть она? Я слышал, что некоторые дамочки взяли в моду не носить её.
– Нам присуще жить одной ногой в собственном мире. Если посмотреть зорче, ничего такого здесь нет. Я с удовольствием ношу фамилию мужа, и мы с ним Мамалиевы. Моя девичья фамилия была красивее, и могла бы оставить её, чтобы не переделывать диплом, как некоторые поступают.
– Понятно. В чём заключается суть вопроса ко мне? Не похоже, что обыкновенное женское любопытство.
– На днях я хотела попросить тебя помочь со шкафом. Он стоит в холле, и хочу его немного передвинуть. Берта я уговорить не смогла, и жить нам здесь осталось недолго. Уже строимся, весной, на худой конец вначале лета уйдём отсюда. Но полгода тоже немалый срок, чтобы терпеть неудобства.
– Мечта всех жильцов дома иметь собственную квартиру, я рад за вас. А Лиана тут причём? Её я знаю не больше тебя.
– Я не всё сказала. – Она напряглась, собираясь мыслями. Сплетя руки, корпусом совершила наклонные движения вперёд-назад. – Нелегко говорить о потаённых делах знакомых женщин, но всегда интересно, если кто-то в одиночку направляется в холостяцкий этаж. Мы по своей природе любопытны на подобные моменты, вот и пришла за разъяснением.
– Засомневалась в её порядочности? Ты что, следила за нами, и стояла за дверью? – Он представил себе картину и поразился.
– У меня личный мотив. Прости Заман, это случайно получилось. То есть я шла сюда, на этаже успела заметить вас двоих. Вы завернули в секцию и закрылись.
Гадаева ошеломило и откровение её, и смелость. Ничего, кроме того, что столкнётся с шантажом, на ум не приходило, заподозрил, что вопрос со шкафом как таковой и не стоит. Он оценивающе взглянул на неё и сказал:
– На что только люди не идут от скуки?! Подумал, что это чисто мужская прихоть. Я отвечу, что ты ошиблась дверью, этажом. Никакую Лиану я не знаю, и она это тебе подтвердит. Со своими происками ты показываешь, во что превратилась твоя женская скромность, образованность.
– Зачем ты так? – Мамалиева произвела верхними веками движения вверх-вниз, и глаза стали мокрыми.
– Понимаю, тоже резковато вышло. Не ищи приключения на ровном месте, нехорошо подглядывать, подслушивать, делать выводы. А применять как оружие опасно.
– Я не для того здесь, чтобы облить её грязью. Надобности в этом нет, мне хорошо известен её нрав. Сердце разрывается, она обрекла на несчастье мою сестру. – Женщина встала. – Мне скоро ребёнка забирать, и муж придёт на обед. Вернусь, как получится. Я хочу, чтобы ты знал, кто есть кто.
– Меня мало интересуют дела других. Но тебя я послушаю, если не передумаешь, – сказал он и взялся за столовый прибор.
Оставалось вопросом то, что именно её волнует. Если она таким образом заботится о будущем своей сестры, то выглядело несколько странновато. Строить предположения не получалось, чему в какой-то мере мешал плов. Заправленный топлёным маслом гарнир имел жёлтый оттенок, особенный вкус блюду придавала курага. Как ему показалось, куски мяса в нём были даже лишними. Порция была двойная, поев половину, вышел на общую кухню, больше похожую на курилку. Находившиеся в ней все три электроплиты были старыми, где он дважды в день что-то готовил на небольшом и неустаревающем, как ему объясняли, наподобие гусятнике. Ковш он нашёл удобной посудой для одного, чтобы приготовить и съесть с него. От мусоропровода исходил неприятный запах, и он стал у открытого окна, где находилась стеклянная полулитровая банка для окурков. Разумеется, он был поглощён принесённой едва ли знакомой женщиной новостью. Ему не очень хотелось, чтобы она пришла обратно, но оставлять столь деликатный вопрос открытым было нежелательно.
