Игрушечный принц тут же был отправлен в сумку Лилит и на время забыт, так как на столе появились весьма вкусные и разнообразные блюда, а в бокалах заплескался рислинг из подвалов знаменитого Гейдельбергского замка. Разговор вышел интересный, он плавно перерос в коллективное пение (к некоторому неудовольствию хозяев ресторана), и коллеги засиделись допоздна.
После пения и умеренных возлияний Лилит Ханум отправилась в отель, ибо завтра с раннего утра предстояло вновь присутствовать на докладах, а время к тому моменту перевалило за полночь. Кто же знал, что автобус довезет ее только до одной из центральных площадей, а потом отправится в депо? Неожиданно Лилит Ханум оказалась в центре пряничного города без малейшего понимания, как добраться до гостиницы, расположенной на одной из его окраин. Такси она нигде не видела, как ни осматривалась по сторонам.
Ночной Гейдельберг был совершенно не похож на утренний. Казалось, все население Стамбула, Дамаска, Алеппо, Багдада, Эрбиля и прочих городов Востока собралось здесь и дружно вышло погулять с наступлением темноты. Чернобородые мужчины, женщины, по большей части закрытые, как полагается мусульманкам, многочисленные темноволосые дети фланировали по улицам города. Европейцев было не видно – судя по всему, они очень рано ложились спать, а может быть, просто не хотели выходить на улицы, потому что в таком окружении чувствовали себя неуютно, в отличие от Лилит Ханум, которая ощущала себя вполне в своей ближневосточной расписной тарелке. Она решила, что раз дороги домой все равно не знает, то разумнее всего идти куда глаза глядят, тем паче что в таком окружении вполне можно встретить кого-нибудь знакомого или знакомого знакомых. В своей юбке до колен и летней блузке с вырезом, в котором виднелся крестик, она несколько выделялась из общей массы, да и лицо ее на фоне остальных казалось слишком европейским, но кого это волновало? Так, глазея по сторонам, Лилит Ханум шла и шла, пока перед ее взором не возникло сияющее слово «Вавилон».
– О! – воскликнула Лилит Ханум, понимая, что если где-то написано «Вавилон», значит, это именно то место, где непременно решат проблему наследницы великой месопотамской цивилизации.
Под словом «Вавилон» светились еще два – «кебаб, шаурма». Лилит толкнула стеклянную створку двери и вошла. За стойкой она увидела смуглого черноволосого мужчину лет сорока и наметанным глазом определила, откуда он родом. Для приличия купив бутылку минеральной воды, она заговорила с продавцом, благо посетителей в доме шаурмы и кебаба было немного.
– Ночь теплая, пить так хочется… А вы из Ирака, да?
Мужчина предсказуемо насторожился и с вымученной улыбкой кивнул.
– А откуда из Ирака, с севера, наверное? – не унималась Лилит Ханум.
– Из Дохука, – со вздохом ответил иракец, которого такие вопросы, вероятно, уже изрядно достали.
– Ах, из Дохука! Ну надо же! – всплеснула руками Лилит Ханум. – У меня там знакомые ассирийцы живут. Такой чудесный город, я там один раз была. А какие рядом живописные горы, помнится, там в апреле прямо ковер из алых маков! А еще эти потрясающие желтые цветы… Вы не знаете, как они называются?
Не ожидавший такой реакции продавец расплылся в улыбке, в глазах засветилась ностальгическая светлая печаль, и они минут десять говорили о цветах, о природе Северной Месопотамии, о том, что война в Ираке должна же когда-нибудь окончиться и что как бы ни было в Германии хорошо, а дома кебаб вкуснее – и так далее. Продавец посочувствовал гонимым христианам и посетовал, что мусульманам тоже приходится тяжело.
