От остановки машину снова резко качнуло, и Ева на полу тихо застонала.
Альберт оглянулся, не сразу заметил лежащую внизу сестру и поспешил выйти из машины. Он широко распахнул заднюю дверь и с трудом вытащил оттуда Еву. Она снова почти беззвучно застонала и, безвольно раскинув руки, обмякла, как потрепанная тряпичная кукла.
Плечом надавив на кнопку перламутрового звонка, Альберт, подставив колено, перехватил поудобнее сестру и, тяжело дыша, замер в ожидании. Ждать пришлось недолго. Замок калитки щелкнул, и она медленно стала отползать в сторону. Взгляду открылась дорожка, уложенная клинкерным кирпичом.На другом ее конце стоял дом, утопая в зелени. На его первом этаже и во дворе горел свет, а на крыльце, несмотря на позднее время, в форме и накрахмаленном белом чепчике стояла Дарья. Ее фигура даже издалека была прекрасна: длинные стройные ноги переходили в округлые бедра, упругость которых угадывалась под узкой юбкой-карандашом, грудь была высокой и полной, а талия, при всем при этом, была на редкость тонкой и изящной.Своим изяществом не уступала и длинная шея, с нежной белой кожей, черты лица были на редкость аккуратны. Во всем ее теле была постоянная борьба между дородностью и хрупкостью. И эта борьба бурлила в ней, обдавая страстным жаром ее хозяина. Волосы, собранные в тугое ребро, постоянно норовили вырваться наружу и, когда она распускала их, тяжелыми крупными прядями падали на ее покатые плечи, рассыпаясь густыми смоляными реками. Весь образ дородности и изящества завершали руки Дарьи: с длинными пальцами, но несколько широковатыми ладонями. Они были у нее такими сильными, что она с легкостью переносила по две бутыли с водой одновременно, чем восхищала и немного пугала курьера питьевой воды.
Домработница распахнула перед Альбертом входную дверь, придержала голову Евы, чтобы та не ударилась и, не выражая никаких эмоций, двинулась вслед за хозяином. За годы службы в этом доме, она уяснила, что дела хозяйские – это дела только лишь хозяйские, и никакого отношения она к ним не имеет. Ее дело исполнять то, что требует ее статус. А там хоть волком вой в подушку, лишь бы хозяева не слышали, потому, как к ним надо всегда выходить с улыбкой и в добром здравии. Этому ее научил еще старый хозяин – человек уравновешенный и мудрый. Он желал юной девушке добра и иногда говорил: «Хочешь, чтобы тебя ценили, как хорошего работника и платили достойную зарплату –будь хорошим работником. Эмоции – это слабость. Посмотри на себя: в тебе сошлись два мира – кротости и непокорности. И ты смогла их обуздать. Зачем тебе лишние эмоции и ненужная любознательность. Сильный человек тот, кто может победить в себе свои же эмоции и чувства. Только такой человек способен внушать к себе уважение. И, если ты думаешь, что ты – прислуга, и уважения тебе не добиться, ты глубоко ошибаешься. Посмотри на Антонину Васильевну: она уже отошла от своих прямых обязанностей, но по – прежнему живет с нами. А все потому, что она заслужила уважение к себе. Даже я никогда не позволял себе ни разу повысить на нее голос. Подумай об этом, девочка. В конце концов, не век же тебе в прислугах ходить.»
Альберт, тяжело дыша, поднял Еву в ее спальню, которая находилась на втором этаже. Он положил ее безвольное тело на кровать, прямо поверх покрывала.
Он вытер ладонью со лба выступивший пот и перевел дыхание. Ева, маленькая, хрупкая с детскими чертами лица и светло-русыми наивными кудряшками была и вправду похожа на ребенка, особенно сейчас, когда находилась без сознания. Она мирно сопела, как будто просто спала.
