Детям я все объяснила. Не знаю, поняли ли они меня, но, по крайней мере, отпустили. Отпусти и ты.
Еще раз прости.
Вера.»
Кирилл Петрович тяжело опустился на постель. Кошки в душе, обломав все когти, перестали скрести. Мысли в голове собрались в кучу. Их становилось все больше и стало казаться, что они лезут наружу, раздвигая черепную коробку. Голова заболела внезапно и очень сильно. Кирилл Петрович, обхватив ее руками, сдавил, как мог крепко, как будто не пуская мысли на волю. Но они все лезли и лезли. С тяжелым глубоким вздохом Кирилл Петрович лег на постель, закрыл глаза, сжал их до боли и замычал сквозь зубы, как большой раненый зверь.
И вдруг все куда-то ушло: и мысли, и боль, и тяжесть. В голове как бы все прояснилось.
Кирилл Петрович открыл глаза, осмотрелся вокруг и понял, чего ему не хватало все это время: свободы. Ведь он был пленником, пленником везде: на работе, дома, даже в своем собственном сознании: он боялся подумать чего-нибудь лишнего про жену, про детей, про своего начальника. А ведь Вера права: он ее ненавидел. И это чувство, оказывается, было взаимным. Она его тоже ненавидела. Да какое же это счастье. Все было честно. Нет, не эта измена его жены. Но она была лучшим, что было у них с Верой за последнее время. Да, именно у них. Изменила она, а получил свободу он. Почему он боялся одиночества? Ведь это можно назвать и по-другому: свободой.
Кирилл Петрович встал, выпрямился. На лице его светилась улыбка. Он вышел на кухню, налил себе водки, залпом выпил ее и с наслаждением растянулся на кухонном диване.
– Организм Евы Вячеславовны просто напичкан транквилизаторами. Вы не знаете, зачем она их принимает? Я ничего подобного в последнее время ей не прописывал, – Герман закончил осмотр и аккуратно прикрыл Еву одеялом.
– Транквилизаторы?.. Нет, не думаю. Ничего подобного я за ней не замечал. Возможно она сама, чувствуя себя нехорошо, купила себе препарат.
– А она себя чувствовала плохо?
– Не могу сказать однозначно, но у Евы в последнее время часто болела голова. Я не стал бить тревогу, поскольку сестра списывала свое недомогание на усталость на работе. За последний месяц у нее было много заказов… Сколько раз я ей говорил, что ландшафтный дизайнер – профессия не ее социального статуса. Так нет же – уперлась: «Мне нравится, я отдыхаю душой, создавая красоту».
– Учитывая количество принятого сегодня препарата, я не могу назначать ей еще что-либо. Это может привести к банальной интоксикации. К тому же она еще не скоро отойдет от этих транквилизаторов. Если Вы позволите, я останусь пока рядом с Евой Вячеславовной и проконтролирую ее динамику.
– Я сам хотел Вас об этом попросить. Мне необходимо заняться неотложными делами. Бизнес не терпит перерыва. А так я могу быть спокоен за Еву, – Альберт облегченно вздохнул. – Её жизни действительно ничего не угрожает?
– На данный момент – нет. Мы вовремя промыли желудок, хотя основная масса препарата успела всосаться в кровь. Поэтому Ева Вячеславовна еще долго проспит.
– Если вдруг что-то произойдет – звоните. В любое время.
С этими словами Альберт вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Ева бездвижно лежала в постели, вытянув вдоль тела тонкие белые руки. Бледное лицо девушки не выражало никаких эмоций. Оно было безжизненным и неестественно холодным. Под глазами темно-синими полумесяцами выделялись мешки. И ранее свежее и молодое лицо сейчас можно было назвать измученным и старческим.
