Мстислав тоже заметил эту троицу и перестал есть. Лицо посуровело, губы крепко сжались.
– Это что за народ? – осведомился Дэсс.
– Твои друзья.
Они вынырнули из-за ближайшей перегородки с завесой искусственных цветов. Модно одетые, с дорогими украшениями, лица не раскрашены, как у многих других; но глаза… Дэсс таких раньше не видел. Веселье и жестокость играли во взглядах и в блеске обнаженных в улыбке зубов.
– Привет, До! – Парень с золотыми подвесками в длинных волосах плюхнулся за столик и дружески похлопал Дэсса по руке. – Давненько тебя не видали.
– Где пропадал? – Рядом уселся второй, в алой, расстегнутой на груди рубашке; из-под нее виднелась сеточка золотого плетения с драгоценными камнями. – Прохлаждался с лапушкой?
Третий пришелец взялся за спинку кресла, в котором сидел Мстислав, и попытался вытряхнуть его на пол.
– Кто встанет и освободит мне место? – На нем был белый костюм с серебряным шитьем; замысловатые узоры сплетались в древние знаки СерИвов, которые все вместе означали нечто совершенно неприличное; Дэсс не стал всматриваться в подробности.
Мстислав не намеревался вытряхиваться из кресла. Он вертел в пальцах вилку-трезубец и, казалось, вовсе не замечал нашествия «друзей».
– А ну встань! – потребовал «друг» в неприличном костюме.
Дэсс поднялся на ноги.
– Садись, – предложил он. – Мы уходим. Слав!
Парни уставились в изумлении.
– Домино, ты какой дряни нанюхался? – спросил длинноволосый, встряхивая головой. Золотые подвески в его темных кудрях закачались.
– До, ты чего это, а? – с укором протянул тот, что был в алой рубашке и с золотой сеточкой на груди. – Обижаешь старых друзей!
– Встань, ты… – «Друг» в костюме с узорами назвал Мстислава словом, которого Дэсс не знал, но без труда догадался о смысле. – Встань, когда с тобой говорит человек!
Княжич перехватил отчаянный взгляд танцовщицы. Девушка о чем-то умоляла – распахнутыми глазищами, протянутыми ладонями, каждым движением. Она по-прежнему танцевала и решительно не попадала в такт.
– Убирайся! – «Друг» в алой рубашке сгреб со стола бокал с соком и плеснул на Мстислава. Желтые кляксы усеяли рукав; телохранитель не шелохнулся. – До, что ты ему позволяешь? Он совсем охренел!
– Слав, пойдем отсюда, – сказал Дэсс.
– Домино! Ты тоже охренел?! – Золотые подвески возмущенно дернулись. – Мы к тебе пришли. Со всей душой. Ждем цирк. А ты?!
Дэсс ушел бы, но не оставлять же Мстислава с этими уродами. Ханимун знает, отчего он прирос к месту и терпит издевательства чужаков!
– Отойди, – княжич хотел отстранить «друга» с узорами, но тот вцепился в кресло Мстислава мертвой хваткой и дурашливо заверещал:
– Домино! Скажи ж ты ему! Пусть в лошадку сыграет хотя бы! Или лучше в грибок! Или в гробик! Да не как в прошлый раз, а по-настоящему!
На них смотрели. На лицах – раскрашенных или без краски – отражалось удивление, брезгливость, любопытство. Танцовщица спрыгнула с эстрады и стояла, не решаясь подойти. Глазищи были в пол-лица, крылья бабочки мелко дрожали. «Друг» с золотыми подвесками развалился в кресле, закинул ногу на ногу и носком ботинка тыкал колено Мстислава.
– Домино! Этот подлый раб, – с ленцой промолвил он, – намерен что-нибудь представлять? Или опять будет увиливать?
– Если Слав возьмет тебя за горло, раздавит всмятку, – объявил Дэсс.
«Друзья» радостно загоготали.
– Скажи: пусть змейкой проползет! – голосил «друг» с узорами, все больше входя в раж. – Потом полает собачонкой! Затем прощения попросит! За то, что вовремя не встал! Да на колени станет и попросит!
