Тяжело дыша, Викентий Гаврилович достал со дна коробки карту губернского города, а в уголке, под фигурками игральные кости: два кубика из самшита, прохладные на ощупь. Все та же неведомая сила заставила его тотчас же разложить карту на столе и выставить на ней все картонные дома, словно декорации на сцене. После чего у него возникло странное неотвязное желание бросить кости. Они упали у картонного театра, который тут же внезапно вспыхнул, невесть откуда взявшимся огнем и вмиг сгорел, будто и в помине не было. Ни искры, ни золы…
У Передрягина закружилось голова. Осыпая игрушечный город седым сигарным пеплом, он без чувств упал на кожаный диван. Сколько пролежал – не помнил. Помнил только, что не спал. Очнулся капитан от холода. Он продрал глаза, и с трудом поднялся с дивана. Очень болела голова, будто после выпитого.
У открытого окна стоял конюх Степан. Завидев барина, он подошел поближе:
– Страсть что в городе творится, барин!
– Что?.. – вяло спросил капитан, наливая себе рюмку водки, чтобы согреться. К тому же, он хорошо знал конюха, которому соврать – что кнутом щелкнуть.
– Тиянтер сгорел! В полчаса!
– Господи! – всколыхнулся Передрягин. – Никак, совпадение… Когда?!
– Вчерась пополудни. И гореть бы целому кварталу, коли б не снегопад!
«Стало быть, сутки прошли», – отметил про себя Викентий Гаврилович и тут только обратил внимание, что и деревья, и зазеленевшая было земля, и крыши дворовых построек, – все засыпано тяжелым липким слоем снега… В каком-то полу-оцепенении он подошел к столу и, не ведая что творит, вновь бросил кости на карту города. На этот раз они упали прямо на макушку Соколовой горы. Та покосилась, меняя форму, а с ее боков, как букашки с листа, сползли домики.
– Готовь пролетку! – приказал в окно капитан.
– Какую пролетку, барин! – возразил несговорчивый конюх. – Впору сани запрягать!
– Запрягай что хочешь, – капитан от нетерпения сорвался на визгливый крик, – но чтоб через пять минут все было готово!..
К Соколовой горе сани подлетели часа через три.
4.
Повсюду сновали кареты скорой помощи, трубили и звонили пожарные команды.
– Что случилось, матушка? – спросил Степан у бедно одетой старушки, с трудом державшейся за столб газового фонаря.
– И-и, милай, – всплакнула она. – хибарки-то наши провалились сквозь землю. Стояли себе мирно, и вдруг сегодня, средь бела дня – оползень! Раз и – проглотил их! Горе-то какое!.. – Слезы градом покатились по ее морщинистым щекам. – Внученька моя… Уж не знаю: жива ли… Все копают да выкапывают… Много их там. Всю ночь напролет копали. Семь человек уж достали. А моей средь них, слава Богу, покуда не оказалось… И за что такие напасти?!.. Ах, бедныя-бедныя! – запричитала она и без сил привалилась к столбу.
– Куда ехать? – спросил Степан хозяина.
Передрягин не ответил. Он сидел в пролетке, как восковая кукла, и весь дрожал мелкой дрожью.
– Э-э, да вы, барин, никак простыли, – решил конюх и поворотил оглобли домой.
В имение приехали к полуночи. Осторожно положив капитана в постель, слуги разошлись по дому, шепотом обсуждая нездоровье хозяина.
А тот лежал в темноте и размышлял вслух:
– Выходит, ОН мне дал такую силу… Но ведь это же – грех, преступленье! Сам! Своими руками!!.. А, впрочем, разве это я убивал?!.. – Он нервно рассмеялся. – Бред!.. Завтра же поеду к уездному лекарю. Пусть нервишки подлечит: микстуру пропишет, или на Воды отправит… И впредь о господине Вольноре ни-ко-му! И себе тоже…
