– А что, уже было нечто в этом роде? – затаив дыхание, спросила я.
– Да точно такого, конечно, не было, но вот канаты рвались, звери дохли и анонимки приходили.
– Какие звери? Какие анонимки? При чем тут они? – допытывалась я у впавшего в ступор электрика.
– Это как поглядеть, – наконец произнес он. – Может быть, оно и из другой оперы, а может быть, и в точку. Вот к чему я это говорю – сдохли, к примеру, дрессированные медведи Машка и Глашка, и номер пришлось закрыть. Не ждать же, пока там дрессировщик новых зверей найдет. А в программу взяли дрессированных собачек. Надо же чем-то объем заполнить. А оборвался трос и акробат сломал ногу, кого взяли в программу? Никиту с его ножами, а раньше он Ростиславу с его имуществом помогал управиться. Одно дело быть подручным у фокусника, ах, простите, иллюзиониста, хоть и знаменитого, а другое – иметь свой собственный номер.
– Ясно, а анонимки?
– И анонимки! – обрадовался электрик. – Я к чему, раз все тут друг другу вредят, так, может быть, и анонимки написал кто-то из желающих занять место в программе. А уж после вчерашней аварии я в этом точно уверен.
– Да что за анонимки-то? – допытывалась я.
– Присылают такую бумагу без подписи, а в ней всякие гадости: кто чего сказал, да кто чего сделал. Чаще всего директору, но и остальным попадались. Из-за этих писулек тут все друг на друга волком смотрят. Автора ведь не нашли. Да вы у Алины узнайте, она ведь больше всех от этих анонимок страдает.
К этому времени номер Никиты закончился, и мы с Маришей вернулись в фургончик Алины. Пока Мариша переодевалась, я делано небрежным тоном поинтересовалась:
– Алина, а что это за слухи бродят насчет анонимных писем, которые ты получала?
Алина покрылась густой краской и пробормотала:
– Вот люди, ничего не утаишь.
– Письма? – оживилась Мариша. – От поклонников? Может быть, и мне пришлют? Как думаешь?
– Не дай бог тебе таких поклонников. Письма очень мерзкие. Дескать, если я не перестану играть с жизнью и смертью на потеху толпе, то смерть меня настигнет. В общем, бред сумасшедшего, но я расстраивалась. Оно и понятно, бред не бред, а приятного в таких письмах мало, – пробормотала Алина. Затем достала из-под матраса толстую пачку писем и небрежно швырнула ее на стол. – Можете ознакомиться, только не вслух. Я уже видеть их не могу, а зачем храню, сама не понимаю. Должно быть, надеюсь, что автора этой мерзости рано или поздно поймают и письма пригодятся в качестве вещественного доказательства.
Я взяла первое попавшееся письмо.
«Слушай-ка, грязная потаскуха, ты здорово заигралась. Но скоро придет конец твоим выступлениям. Я уж об этом позабочусь. Теперь я буду рядом с тобой, но ты не узнаешь меня, а я добьюсь того, чтобы твой трюкач проколол тебя насквозь своей шпагой. Интересно, а в постели он так же глубоко всаживает в тебя свое оружие? Ты кричишь, или как? Смотри, как бы тебе не закричать на арене, но только последним в твоей жизни криком».
– Мило, а при чем тут шпаги? – сказала я.
– А, это еще старое письмо. Я раньше работала с Ростиславом, он запирал меня в ящик и пронзал его рапирами. Старый фокус, но публике всегда нравится. Не понимаю, чего этот писака так взъелся на меня?
– И давно ты рассталась с Ростиславом?
– Уже почти два месяца. Как только Никита получил свой номер, я перешла к нему. С Ростиславом, конечно, почетней, но у него столько баб. Очень трудно выдерживать постоянную конкуренцию.
