Какая вроде бы разница?
Разница, между тем, огромна. Это знаменитое произведение и прочитывалось в критике именно как романтическая баллада: «„Три пальмы“ (1839) – баллада Лермонтова, темы и образы которой – поверженной красоты, гибельности соприкосновения с „другим“ миром и др. – включаются в систему позднего балладного творчества Лермонтова. Роковое свершение в „Трех пальмах“ протекает в условных пределах „аравийской земли“ (условность оговорена подзаголовком „Восточное сказание“). При стилизованной географической и этнографической точности баллады события даны здесь вне временных координат» (ЛЭ, с.579).
Заметим, к слову, сколь нелепо, почти кощунственно звучит определение «позднее творчество» применительно к молодому человеку, погибшему в 26 лет! Впрочем, это устоявшийся термин. Он лишен не только какой бы то ни было иронии, но и оценочного содержания вообще. Ученому люду никак не обойтись без педантизма, и специалисты, глазом не моргнув, относят к «позднему творчеству» Лермонтова все, что было написано им после 22—23 лет.
ТРИ ПАЛЬМЫ (Восточное сказание)
Рассмотрим, однако, внимательнее жанровую специфику стихотворения «Три пальмы». Дело в том, что оно имеет гораздо более прямое отношение к проблеме создания «Демона», чем это может представляться на первый взгляд. Даже чисто формально из всех произведений Лермонтова только «Три пальмы» и «Демон» имеют сходные авторские подзаголовки. «Три пальмы», как уже отмечалось, названы Лермонтовым «восточным сказанием», а «Демон» определен поэтом как «восточная повесть». Случайно ли это? По отношению к Лермонтову, обладавшему феноменальным интеллектом и имевшему подлинно фундаментальную литературную подготовку, подобное предположение практически недопустимо. Обратили ли критики и историки литературы внимание на данное обстоятельство? Нет, не обратили. По всей вероятности, они попросту не увидели здесь никакой загадки, полагая, что Лермонтов всего-навсего подчеркнул тот факт, что действие «Трех пальм» происходит «в песчаных степях аравийской земли», а драматические события «Демона» разворачиваются на фоне «роскошных Грузии долин», то есть на территории, которую также вполне обоснованно можно отнести к Востоку. Историкам литературы и в головы не пришло, что Лермонтов ни в коем случае не стал бы подчеркивать подобной самоочевидной банальности. Совершенно ясно, что он руководствовался иным, гораздо более серьезным мотивом.
В принципе Лермонтов не был ни темным, ни заумным поэтом. Он не стремился морочить, а тем более дурачить читателей, предлагая им разного рода ребусы и каверзы. Но при этом он был чрезвычайно требователен к читательской аудитории и рассчитывал на ее активное сотворчество. Он, безусловно, считал, что только тот, кто способен с помощью своего собственного ума следовать за ходом его мысли, имеет право считаться достойным его собеседником. Поэтому он крайне редко помогал читателю с помощью каких-либо намеков, а тем более, прямых подсказок. И удивительно, что именно в случаях с «Тремя пальмами» и с «Демоном», когда он точно указал тот жанровый контекст, с учетом которого следует прочитывать данные произведения, исследователи не придали этим указаниям никакого значения. Складывается впечатление, что они совершенно упустили из вида существование жанра «восточной повести» не только в западноевропейской литературе XVII – начала XIX веков, но и особого жанра «восточного сказания», который появился еще в древнерусской письменности под непосредственным влиянием славянского доисторического фольклора. По всей видимости, подобное невнимание обусловливалось явной недооценкой литературного кругозора Лермонтова.
