- Значит, ты сраный нацик. Бандеровец или змагарь? И у меня теперь совершенно развязаны руки, - последние слова Михаил буквально прорычал. От этого рыка белобрысый еще раз непроизвольно дернулся. Бойкич быстрым движениям разрезал ленту на руках пленного, потом поднял прихваченный с собой топорик, схватил правую руку белобрысого, положил её на деревянный чурбан и резким движением отрубил ему несколько пальцев. Из обрубков фонтаном хлынула кровь. Здоровяк, истошно крича, схватил правую кисть левой рукой и попытался зажать рану.
- Ты еще не знаешь, кто я такой, падла! Я твоя боль и мучение! Я твой ночной кошмар и ужас! Я твоя медленная и мучительная смерть! - звериный рык ушедшего будто в транс атамана сотряс маленькое помещение. Входная дверь резко распахнулась, и внутрь ввалились часовые. Один из них совсем молодой парень потрясенно оглядел окровавленного пленного блондина и только смог выдавить из себя, слегка заикаясь
- Вы что, товарищ командир? Это зачем вы так?
- Выйди отсюда, молокосос, не мешай людям работать! - его старший товарищ, усатый мужик в возрасте взял его за плечи. – Ну а ты думал война — это только стрелялки и прыгалки? Не видишь, допрос идет.
Когда они вышли, уже малость пришедший в себя Бойкич уставился немигающим взглядом на белобрысого нациста.
- Говори быстро, кто вы и откуда, и зачем убиваете моих детей?
- Я никого не убавил! Это они меня заставляли! - истошно завопил пленный и быстро затараторил. - Мы с Подмосковья, когда Армагеддон прошелся по Москве, наша команда была на тренировочных сборах. На базе у генерала, он нас курировал! Наш группенфюрер предложил тому создать новое арийское общество. Я не знаю всех их замуток, я просто всегда был за белую расу! Мы не хотели никого убивать! Брать в свою общину только добровольцев, но люди генерала заставили ловить всех подряд, - блондин буквально плакал от боли, затравленно озираясь. Его голос хрипел. - Этой весной нам приказали готовиться к дальнему рейду, потом повезли сюда. Не убивайте меня, пожалуйста! Я только выполнял приказы! Я не хотел.... Сделайте мне, прошу вас, перевязку, мне плохо…я еще пригожусь… Я не хотел!
Пленный отчаянно зарыдал, кровь все еще текла из обрубленных пальцев, лицо уже начало бледнеть от потери крови. Бойкич обернулся ко второму пленному, мрачно взирающему на пытку.
- Ничего добавить не хочешь? - ответом был стальной блеск в глазах чужого бойца. Ни один мускул не дрогнул на лице этого пленного. Крепкий матерый зверь попался в их сети, но Михаил уже знал, как его сломать. -Ты думаешь, что ты крутой? А вот и зря. Потому что сегодня ты мой, и никто за тебя не заступится, и на помощь не придет, - он обернулся к фашисту. - Ну а ты не жди легкой смерти, убивать я тебя буду страшно. И виноват в этом будет вот этот урод, и он будет помнить об этом до самой своей поганой смерти. Посмотри на виновного в твоей смерти в последний раз.
Бойкич решительно подошел к полке с инструментами и взял в руки бензопилу, слегка качнул ее, в бачке плескануло топливо. Потом он несколько раз дернул шнур. Наконец, пила сыто рыгнула и отозвалась громким рычанием. Не торопясь, он подошел к белобрысому. Тот истошно завопил, в глазах же пленного в армейской цифре явственно заплескался ужас, ломка пошла. Михаил, наконец, решился и взмахнул грохочущей бензопилой наискось. Безумной струей брызнула во все стороны горячая кровь, несколько капель попали на лицо атамана, но большая ее часть залила военного.
