– Ну, так зайди сюда, ко второму, пока он к трудстроевцам с речью не вышел. А может, я помогу?
– Нет, нет!
Зойке не понравилось, что эта «киноактриса» назвала её девочкой. И вообще, смотрит хотя и дружелюбно, но говорит снисходительно, как с маленькой. Скажи ей про завод – небось, только посмеётся. Да и кто она такая? Когда их в октябре сорок первого принимали в комсомол, Зойка её здесь не видела.
За дверью слышались голоса: мужской и женский. Зойка постучала, но опять, наверное, недостаточно громко – ей никто не ответил. «Тут стучи – не стучи, – с досадой подумала Зойка. – Всем некогда». И она открыла дверь без стука.
На пороге большой комнаты, сплошь увешанной плакатами и лозунгами, робко остановилась. На другом конце за длинным столом сидел над бумагами парень, которого она тоже здесь прежде не видела. Около него, чуть наклонившись, стояла красивая, но суровая с виду шатенка, тоже незнакомая. «Поменялись они тут все, что ли? – с тоской подумала Зойка. – К кому обратишься, если все новые?»
Парень вскинул на Зойку синие, почти фиалковые глаза, как будто пронизывающие взглядом насквозь, и Зойка только хотела открыть рот, но поднявшая голову девушка пригвоздила её к месту строгим взглядом.
– Фамилия? – спросила она. – Затолокина?
– Н-нет, Колчанова, – ответила Зойка, заикаясь и стыдясь своей внезапной робости.
Девушка глянула в списки:
– Нет у нас такой. Ты из общепита?
– Из школы.
– А разве мы посылаем школы на трудфронт? – удивился парень и перевёл свои пронзительные глаза на стоявшую рядом девушку.
– Ни в коем случае! – твёрдо ответила та. – Это же дети. Не положено.
– Так чего же ты пришла, Колчанова? – парень снова повернулся к Зойке, которая смущённо топталась на месте, не зная, с чего начать.
– А-а-а! – догадался парень и весело засмеялся. – На фронт хочешь! Хочешь, да?
Зойка быстро кивнула.
– Все на фронт хотят! А в тылу, между прочим, тоже работы хватает. Это сколько же тебе?
– Ш-шестнадцать, – неуверенно произнесла Зойка, но, испугавшись неправды (тут же надо начистоту!), поспешно добавила: – В июле исполнится.
– Э-э-э, до июля ещё сколько! Иди, девочка, учись. Грамотные люди – это тоже большая помощь государству.
– Я на завод хочу! – упрямо заявила Зойка, уворачиваясь от строгого взгляда шатенки.
– Через три года приходи, – весело предложил парень. – Сама понимаешь, литейное производство, там с восемнадцати лет. Иди, Колчанова, учись. Некогда тут с тобой.
Шатенка проводила Зойку за дверь суровым и нетерпеливым взглядом. «Всем некогда, – с досадой подумала Зойка. – У них одно: учись да учись». Она медленно шла по коридору, который как-то внезапно опустел. Её затея не удалась. Ну что ж, не берут на серьёзное дело – придётся идти в театр. По крайней мере, матери помощь будет.
Зойка подходила к школе со смешанным чувством радости и тревоги. За три недели она отстала от класса и теперь снова «умирала», вспоминая не об одной физике.
Ей казалось, что она целую вечность не видела ребят, исцарапанные, но такие родные парты, чёрную доску, косо исписанную чьей-нибудь небрежной рукой, не слышала дробных переливов школьного звонка, не вдыхала неповторимый запах класса, исходивший от недавно протёртых полов и кусочка мела, лежавшего на доске. Скоро она снова всё это увидит, ощутит, почувствует, снова встретится с таким дорогим и близким миром школы. Как она могла подумать, что сможет с ней расстаться? И то, что вчера казалось вполне вероятным, сегодня уже было невозможно.
