Жажда подлинности: Как идеи Симоны де Бовуар помогают стать собой - страница 14

Когда человек утверждается в мире и пытается разобраться в своем бытии, он сталкивается с препятствиями, будь то опаздывающий поезд метро, пассажиры, пытающиеся втиснуться в вагон в час пик, или собственные желания и потребности, такие как голод или нужда в бесплатном вайфае. Окружающие объекты могут быть внешними, неподвластными нам, как опаздывающий поезд, а могут пассивно нам подчиняться, как, например, сочный персик, которым можно владеть, съесть его или раздавить. Обращаясь с Другими как с объектами, мы вступаем в противоречие с их свободным сознанием, представляющим такое же, как и у нас, устойчивое бытие-для-себя.

Симона де Бовуар в своей философии делает из этого два вывода. Первый: угнетая другого, мы обращаемся с ним как с объектом, подлежащим обладанию, потреблению или уничтожению, а не как с подлинным субъектом. Второй: взаимодействие с объектами вроде персиков не дает глубокого понимания себя. Чтобы разобраться в себе, нужны другие люди. Только другие свободы, другие субъектности могут раскрыть те аспекты бытия, которые мы не разглядели сами.

Жан-Поль Сартр вывел из этой дистанции между бытием-для-себя и бытием-для-других формулу «ад – это другие»{36}. Симона де Бовуар признавала, что другие могут быть как друзьями, так и врагами, в зависимости от того, как человек воспринимает контакт. Подлинно человеческие отношения подразумевают доброжелательность и уважение, так как требуют взаимного признания другого лица как субъекта, преодоления жажды присваивать и контролировать друг друга. Они невозможны без постоянной борьбы с намерением поместить себя в центр вселенной. Де Бовуар считала подлинные взаимоотношения лучшим из достижений человечества{37}. Риск состоит в том, что мы не знаем, окажутся ли эти отношения взаимными, какими бы они ни были – романтическими или платоническими. Но если от нас не зависит, будут ли окружающие относиться к нам как к Другому, наше отношение к окружающим зависит именно от нас.

Миф о «вечной женственности» стал одной из попыток устранить конфликт между бытием-для-себя и бытием-для-других и при этом избежать рискованности и уязвимости подлинных отношений. Вечная женственность – идеализированный образ женщины как бытия-для-других: кроткой, щедрой, добродетельной и отзывчивой спутницы мужчины. Как отмечала де Бовуар, вершинным проявлением этого идеала выступает Дева Мария{38}.

Говоря, что женщиной становятся, де Бовуар имела в виду, что подчиняться мифу о вечной женственности в основном приучает цивилизация. Именно приучает: женщины учатся вживаться в отведенные им роли под нескончаемый поток наставлений о том, как надлежит соответствовать идеалу. Подчиненное положение женщины прописано в глубоко заложенных культурных сценариях, продолжающих диктовать и современное поведение.

Миф о вечной женственности поддерживают и мифы творения в христианской, иудейской и исламской традициях. Во второй главе Книги Бытия утверждается, что Ева была создана для Адама, чтобы стать его покорной служанкой. Адам был сотворен первым, и потому его присутствие в этом мире первично, а присутствие Евы вторично. Таким образом создается прецедент, согласно которому мужчина становится мерой всего мира, универсальным человеком, творцом, а женщина – комфортной, приятной компаньонкой. В экзистенциальной парадигме Адам – сущностное создание, а Ева – несущностное. Она – приложение к мужчине, подчиненный (впрочем, ненадежный) Другой, созданный из него и для него.