На заднем сидении лежало два калаша. Даже если попытаться вступить в бой, Витьку прикончат раньше, чем он успеет сделать хотя бы один выстрел. На помощь в этом захолустье рассчитывать тоже не приходится.
Дежавю.
– Сема, Сема…
Прошло пять минут. Дождь усилился. Окна запотели, Витька мог разглядеть только размытые черные силуэты снаружи. Какая-то суета. Может, Сему уже убивают?
К машине подошел человек. Витька подтянул калаш к себе.
Дверь открылась, а там Сема стоит, живой и здоровый. И улыбается.
– Ну чего ты? – спросил он Витьку, будто ни в чем не бывало. – Заплатил уже?
– Нет еще. Тебя ждал.
– А чего меня ждать-то?
Сема открыл заднюю дверь, вытащил пятидесяти литровый бочонок с водой – плата за проезд. Последние мидовские запасы.
В следующие полминуты Витька с удивлением наблюдал, как бородатый, беря бочонок, подобострастно пожал Семе руку, потом все пятеро сели в джипы и уехали.
Сема вернулся в машину вымокший до нитки, но довольный.
– И чего это было? – спросил Витька.
– Ничего, просто мило поболтали. Хороший парень.
– Гонишь, хороший! Он же тебя убить хотел!
– Да не. Просто немного друг друга не поняли.
– Чешешь.
– Да, честно. Видишь же – живой я, они уехали. Все нормально.
Витька подозрительно покосился на напарника.
– Ну что, едем? Время не ждет, – воскликнул Сема.
– Угу.
Витька связался с Мидом и сообщил о скором прибытии в Кремль, попросил прислать водовозку, чтобы залилась водой, которую отпустят в качестве гонорара за выполненный заказ.
***
– Ты чего такой смурной? – спросил Витька, когда они проезжали под эстакадой Третьего транспортного кольца.
– Сегодня у отца день памяти. Ему бы исполнилось сорок шесть. Жаль, что внука так и не увидел.
– А твоя, что беременна?
– Второй месяц уже. Я ж говорил тебе.
Витька пожал плечами. Последнее время у него голова забита совсем другими мыслями, ни на что иное нет места.
– Поздравляю.
– И это ты тоже говорил, – он улыбнулся. – Спасибо.
Отец Семы погиб во время осады Мида вместе с еще сорока тремя мидовцами. Это был самый страшный и кровавый день в истории общины, многие до сих пор не оправились. Да и как после такого оправиться? Почти половина населения Мида убита, выжившие теперь обречены до конца дней своих мириться с чувством вины.
– Оперу говорили?
Сема покачал головой.
– Помнишь, что он сказал недавно на собрании? Никаких лишних ртов на баланс в ближайшие годы.
– Это не лишний рот, а твой ребенок.
– Понимаю. Воды ведь не хватает, а Сюзанне теперь надо больше, а потом и ребенку. Не знаю, справлюсь ли я.
– Эй, – окликнул Витька. – Семья у вас полная, дедушка, бабушка, тети, вместе справитесь. Ребенок – это счастье, ты будешь хорошим батей.
Сема улыбнулся и кивнул.
– Ты прав. Как воду привезем, так сразу пойду и все ему расскажу. Пусть попробует вякнуть чего.
Какое-то время ехали молча.
– А ты скучаешь по тете Оле? – спросил Сема.
Витька обернулся к напарнику с удивленным выражением лица.
– Ну, я по отцу очень скучаю, – оправдался Сема. – Вот и подумал, что ты тоже.
– Она была мне не мать.
– А я думал мать. Она всегда так с тобой себя вела, будто ты ее сын.
– Моя мама давно умерла – темной водой отравилась. Я тоже тогда чуть не умер…
Витька едва не продолжил: «Если бы меня не спас дядя Дима», но вовремя остановился.
– Мне кажется, боль от потери родителей никогда не проходит. Вон тесть мой, Арарат, до сих пор в день рождения своей матери плачет, а ведь прошло уже лет двадцать, как она померла. Говорит, что эта рана рубцуется, но никогда не заживает. Знаешь, отец мне часто снится, мы болтаем, я рассказываю ему новости Мида. Потом просыпаюсь и представляю, будто он также просыпается где-то на другой стороне, завтракает, идет по своим делам, встречает мою маму с бабушкой, и рассказывает, что говорил со мной. Не знаю, как назвать это место. Рай, наверное.
