На следующее утро я по привычке проснулся рано, часов в восемь утра, и больше не смог уснуть. Сна не было ни в одном глазу, мне хотелось поскорее выйти на свежий воздух и прогуляться по городу. Первым делом я, поднявшись с кровати, подошел к окну и распахнул шторы. Сегодняшний день обещал быть пасмурным: небо скрылось за белыми, словно снег, облаками, в густом тумане скрылись пики зеленых сопок, а судя по мокрому асфальту и россыпи мелких капель на стекле, еще и моросил дождь.
Тем не менее, меня это не остановило. Я, налив себе кружку крепкого горячего кофе, стал собираться. Пришлось достать из сумки легкую кожаную куртку, не терявшую своей актуальности в наших краях даже в середине лета. Когда я запирал за собой входную дверь, родители еще спали.
Утром запах с моря ощущается сильнее, чем днем или вечером, в предрассветный час прохладный западный ветер наполняет им весь город. Воскресенье. И без того немноголюдный город на заре выходного дня кажется абсолютно пустым, тем более, в такую погоду. Мои наручные часы показывали половину девятого. Все это могло сыграть мне на руку, так как я хотел пройтись в центр по железной дороге, что длинной линией тянулась вдоль сопок через весь город. На самом деле, с недавних пор, ходить по железнодорожным путям запретили. На нескольких, укрытых в зарослях бамбука, точках дежурили полицейские, обычно не одетые в форму и приезжавшие на своих личных автомобилях. Нарушителям на первый раз делали строгое предупреждение, а на второе и более нарушение можно было получить вполне реальный штраф. Меня в свое время ловили дважды, однако себя я не выдал и оба раза отделался лишь предупреждением. Скажем так, я не считал себя полным идиотом, способным попасть под поезд, поэтому ходил по путям, не опасаясь быть сбитым. Дело в том, что мне очень нравилось бродить здесь, нравилось идти вдоль сопок, чьи подножия утопали в густой зелени. Железная дорога была скрыта от центральной улицы жилыми домами и ветхими гаражными кооперативами, здесь всегда было спокойно и по-своему красиво. Мое детство выпало на самый упадок города, когда большинство градообразующих предприятий оказалось закрыто, а железная дорога практически не использовалась по своему прямому назначению, вследствие чего, многие южнопортовчане предпочитали ходить по городу именно по ней. Исключением я не был.
Итак, внимательно озираясь по сторонам в поисках патрулей, я вышел к распутью, где одна линия, словно ветвь дерева, расходилась на две, а те, в свою очередь, разветвлялись еще и еще. Значит, я был уже практически в центре города. Я оказался на большом разъезде, зажатом меж сопкой и городом и рассеченном множеством путей. На двух линиях, словно огромные спящие змеи, стояли длинные составы. Мне они нравились. Вообще, я любил все, связанное с железной дорогой. Не считая только, разве что, многодневных переездов в плацкартных вагонах. Весь западный склон сопки, устремленный к городу, был застроен частным сектором. Были ли то чьи-то дачи, либо же кто-то жил в них на постоянной основе, сказать наверняка я не мог. Я решил пойти по самой дальней от города и, соответственно, ближайшей к подножию линии, вдоль которой штабелями были сложены новые обильно смазанные креозотом шпалы, готовые к установке.
Когда-то на сопку вела широкая японская лестница, чьи растрескавшиеся и поросшие мхом ступени все еще можно было разглядеть среди густой травы и деревьев, однако путь этот уже давно никем не использовался. Я же выбрал иной путь – уложенную железобетонными плитами автомобильную дорогу, серпантином поднимавшуюся по склону. Идти по ней мне, к слову, было не столь просто, как я ожидал. Уж слишком я за эти пять лет привык к равнинной местности с незначительным перепадом высот. А ведь когда-то я тут даже бегал.
