– А что? Какое ваше дело? Выйдите вон! – воскликнула она. – Что за неуважение! Это моя комната!..
– Стоп-стоп, я выйду, – устало перебил он, – просто скажите: у вас раньше тоже был телевизор? Всё это время?
– Был, конечно, – с явным неудовольствием ответила хозяйка.
Она поднялась и начала оттеснять его в коридор. Её слабые ручки упёрлись в его молодое здоровое тело и никак не могли сдвинуть. Но Андрей, обведя комнату взглядом, понял, что Стеллы тут нет, и поэтому пятился сам.
– Телевизор запрещали почему-то смотреть, – нехотя объясняла хозяйка, – но недавно сигнал появился. Слава богу, хоть ток-шоу можно посмотреть. Фу! Как же воняет вашим куревом! – решительным толчком она наконец выставила его в коридор. – Когда же вас погонят обратно в вашу Москву, чтобы вы там себе прокуривали обои?! Гадость!
Она хлопнула дверью. Телевизор сразу стих, но свет продолжал гореть. Дурочка, видимо, подумала, что его заинтересовал ящик.
Андрей покрутился ещё некоторое время в темноте, махнул рукой и улёгся спать. Проснулся он в более привычном, ничего не ожидающем состоянии духа и отправился на работу. Один из коллег, чьего имени он не помнил, сказал, что в кабинете редактора опять что-то происходит. Андрей отправился туда и увидел, что из кабинета выносят книги и папки, стены и шкафы стремительно пустеют. Сергея Владимировича нигде видно не было, и он отправился к себе в закуток, чтобы заняться первой колонкой.
На столе ждал конверт. Андрей с удивлением поднял его и едва удержался на ногах, когда прочитал обратный адрес. Это было письмо от Лены из Москвы. Конверт был самый обыкновенный: немного помятый (судя по штемпелям, он находился в пути чуть больше двух недель), с изображением каких-то незамысловатых зимних птичек. Адрес был указан её аккуратным почерком: Городок, редакция газеты «Городничий», Андрею Городкову.
Андрей сел за стол и уставился на него, как на какое-то чудо. Он понял, что уже почти перестал верить в реальность жизни там, в своём прошлом, и начал примиряться с тем, что оно будет изредка возвращаться только в серых воспоминаниях. Впрочем, постепенно и они сотрутся до состояния мифа… И вот – она написала. Живое доказательство того, что прошлое существует и что он не прибыл сюда из ниоткуда.
Андрей аккуратно разрезал конверт и извлёк письмо. Он не сразу решился читать. Что-то слепило, будто бумага была слишком яркой или буквы слишком мелкими. Он с минуту прилаживался, беря письмо то так, то эдак, прежде чем заскользить по строчкам.
«Дорогой Андрей, я не знаю, как теперь к тебе обращаться, но пусть будет “дорогой”. Не сочти за официоз. Ты мне родной и по-настоящему дорогой человек! Я буду писать, наверное, путано, потому что сразу пишу это набело, чтобы отправить поскорее.
Я такая дура: оказывается, мы с самого начала могли вам писать, а вы нам нет, поэтому я и ждала, что ты первый напишешь, и очень удивлялась, что это от тебя ни строчки, пока соседка, у которой брат тоже эвакуирован, не сказала, что она уже пять писем ему отправила, и все пять доставились (ей пришли какие-то об этом квитки, я тоже сейчас заполню квиток).
Я так давно не писала от руки, что уже немного устала. Так странно, что можно вам писать, а ответ пока ждать не приходится. Получается, бессмысленно спрашивать, как ты там и что ты делаешь? Я позвонила в справочную, там сказали, что работаешь в газете, как тебе и обещали. Надеюсь, это так. Я начинаю немного сомневаться в том, что они пишут и говорят о городке правду. Честно говоря, я рассчитываю, что ты рано или поздно найдёшь способ как-нибудь дать знать о том, что там творится на самом деле, или, по крайней мере, они рано или поздно должны разрешить вам общение с внешним миром.
