Отец вышел лишь к ужину и за столом был молчалив. Я всегда чувствовала, когда отцу плохо. И сейчас смотрела на него с тревогой, но приступить к расспросам не решалась — боялась того, что могу услышать.
Он не казался сердитым. Не срывал на мне досаду, не ворчал, как часто бывало при мелких неприятностях. Наоборот, был ласков, с беспокойством спросил, почему я так мало ем, потребовал, чтобы Марта заварила мой любимый чай и подала пастилу. Но при этом глубоко вздыхал и был рассеян: щедро посыпал рыбу сахаром вместо перца и добавил в чай растительного масла, перепутав бутылку и сливочник.
Часы на стене тикали громко и назойливо, а когда ходики начали отбивать время, отец вздрогнул и посмотрел на кукушку так, словно мечтал свернуть ей шею.
— Что сказал тебе наместник? Куда ты ходил? — не выдержала я.
Отец жестом попросил кухарку уйти. Марта послушалась, обиженно хлопнув дверью.
— Он проверил все книги, — глухо сообщил отец. — Не упустил ничего. Мои махинации с налогами, мои заграничные заказы, за которые я не платил пошлины. И многое другое. Вот.
Он достал из кармана бумагу с княжеским гербом и печатью.
— Что это?
— Сумма, которую я должен уплатить до конца месяца. Штраф за ошибки в приходных книгах, штраф за недоимки и новый налог.
Я глянула на столбик цифр, на итоговую сумму и ахнула.
— Да, — сказал отец. — Взять таких денег нам негде. Разве что только продать мастерскую. Иначе — тюрьма и опись имущества.
— Он это подстроил! Он это специально! — возмутилась я. — Надо пойти к князю, надо требовать справедливости!
— Нет, — отец потер висок. — Все верно. Все справедливо. В последние годы только ленивый в нашем городе не обманывал княжескую казну. И меня черт попутал. Вот и пришла расплата. Фон Морунген поступил строго по закону. Мог, конечно, закрыть глаза… Но не стал, нет. Сердце у него воистину железное…
Он усмехнулся.
— Что же теперь делать? — горестно сказала я. — Я приму его предложение. Надо было сразу согласиться!
— Это не помогло бы. Я намекал на такое решение, но фон Морунген дал понять, что все равно взыскал бы с меня по полной. Закон для него превыше всего. Такой уж он человек. Но послушай, что я сделал…
Отец виновато отвел глаза, прокашлялся и продолжил:
— Я пошел к Лео и взял у него взаймы нужную сумму. Под залог мастерской. С процентами. И с условием, что ваша свадьба состоится через месяц.
Я молчала, опустив голову. Вот все и решилось. Какой глупостью были мои планы! Собственная мастерская, игрушки, побрякушки!
— Уже по дороге домой я пожалел о сделанном. Лео Цингер — лягушонок с акульими зубами. С больным самолюбием и раздутым тщеславием. Я хорошо представляю, что ждет тебя в этом браке. Лео будет отыгрываться за все. За пренебрежение, с которым относился к нему собственный отец. За вражду между нами. За твои предыдущие отказы. Я принял решение. Завтра верну ему эти деньги до последней монеты. Будь что будет. Тюрьма — значит, тюрьма. Продам мастерскую, а ты уезжай в столицу к тетке и делай, что захочешь. Иди в обучение к доктору Крамеру. Открывай свою ювелирную лавку. Или выходи замуж, за кого велит сердце. Устраивай свою жизнь. Я готов на все ради тебя, Майя. Пойми: я всего лишь хотел передать мастерскую в надежные руки… Обеспечить твое будущее. И поэтому наделал много ошибок.
Успокоив свою совесть этой тирадой, отец с благородным и страдальческим выражением на лице потянулся к графину.
