Паук принялся прясть так быстро, как только мог.
– Торопись, Вебер, – подгонял его Иоганн. – К нам вот-вот пожалуют.
И он указал на небо. Оно потемнело, но не из-за туч… а от воронья. Тысячи черных птиц слетались со всей округи, сбиваясь в огромную воронку, которая раскручивалась над прудом, то опускаясь, то снова поднимаясь. Казалось, будто невидимая рука запускает волчок над Темным Лесом.
– Это он. Сейчас будет здесь, – заговорил Шатци, в чьем голосе звучал страх.
– Но зачем? – спросил Йозеф. – Ведь, судя по всему, он уже получил ее сердце.
– Кто его знает? Надо убираться.
– Не успеем. Он нас увидит.
– Значит, надо прятаться. Давай, Вебер, шевелись.
Паук уже сплел из своей нити прочную паутину. Теперь он встал и жестом рыбака, который бросает сеть, закинул свое изделие в воздух. Сеть сразу обвилась вокруг диковинного переливчатого предмета. Паук поспешно потянул ее к себе, собрал края и скрепил их второй нитью. Теперь пленница никуда не денется.
– Молодец! – похвалил его Иоганн. – А сейчас всем прятаться, живо!
Юлий схватил корзинку Вебера и укрылся за большим камнем. Иеремия с ним. Остальные разбежались по кустам, кто-то даже вскарабкался на дерево.
Приметив трухлявое бревно, паук нырнул под него. Там он затих, прижав светлое брюшко к жирной черной земле и прикрыв собой узелок с драгоценной добычей.
Он даже дыхание затаил, будто умер, – знал, что его ни в коем случае не должны найти. Ведь от него зависела сейчас судьба живой многоцветной жемчужины. Он чувствовал, как та бьется в его паутине, точно мотылек, обреченный и прекрасный.
Это была душа убитой девушки.
Женщина в черных лохмотьях, бывших когда-то платьем, склонилась над мертвой девушкой и поморщилась.
– Иногда я убиваю, братец, – огорченно сказала она и потянула себя за прядь свалявшихся черных волос.
– Эту девушку убила не ты, сестрица. А егерь, – отозвался тот, кто стоял рядом с ней. – Зарезал острым ножом.
Женщина кивнула, но как-то неуверенно и снова дернула себя за волосы – так сильно, что прядь с тошнотворным треском отделилась от головы. Посмотрев на окровавленные корни, женщина отбросила волосы в сторону.
– Иногда я учу. А иногда дарю подарки, – пробормотала она.
– Иногда, – подтвердил тот, кто стоял рядом.
Женщина опустилась на колени, провела кончиками пальцев по крови на жакете убитой. От ее прикосновения та свернулась, затвердела и стала горсткой рубинов.
– Где сердце? – спросила она, глядя на разверстую грудь девушки.
– В стеклянной шкатулке. Ждет меня.
Наклонив голову набок, женщина посмотрела на брата:
– Сколько же сердец тебе нужно, братец?
– Все. До единого.
– Тогда нечего мешкать. От Темного Леса до замка много миль.
Брат протянул руку. Сестра поднялась с земли и взяла ее.
Они были похожи – высокие, бледные, с черными, как смоль, волосами. Только глаза были разные. Его – полные тьмы. Ее – красные, в прожилках кровеносных сосудов, источающие безумие.
Не прошли они и десяти шагов, как брат остановился и завертел головой, по-волчьи нюхая воздух.
– В чем дело?
– Кажется, она еще здесь. В смысле, ее душа. Не уходит. Я ее чую, а ты?
Он выпустил руку сестры и медленно, неуверенно закружился на месте. Его взгляд стал острым, проникая сквозь мглу, обшаривая камни, деревья, пока не уткнулся в трухлявый ствол у самого пруда. Человек в черном шагнул к нему.
Женщина не сводила с него глаз.
– Эй, братец – сказала она, и ее бескровные губы раздвинулись в улыбке, – не знай я тебя, решила бы, что ты боишься.
