В свои тридцать с лишним это крепко сбитая женщина с бедрами толщиной с водяной трубопровод и грубовато-добродушным веснушчатым лицом. Она улыбается, стоя за плечами обступивших ее черных и золотых. Синие, алые и оранжевые пилоты машут толпе. Алые, серые и бурые пехотинцы улыбаются и смеются, когда хорошенькие молодые розовые и алые подныривают под заграждение и подбегают, чтобы набросить кому-то на шею цветочную гирлянду, сунуть в руки бутылку со спиртным и поцеловать в губы. Это единственный полный легион на сегодняшнем параде. Остальные остались на Меркурии под предводительством Орион и Харнасса – сражаться с легионами Повелителя Праха, застрявшими там после отступления их флота.
Лязг.
– Не забывай, ты всего лишь смертный. – Скучающий голос Севро просачивается мне в уши, а тем временем беловолосый Вульфгар и стражи республики спускаются, чтобы приветствовать нас на середине лестницы Форума. Севро нюхает мою шею и изображает отвращение. – Ради Юпитера! Негодяй, ты что, окунулся в мочу перед парадом?
– Это одеколон, – отвечаю я. – Мустанг купила его мне на последнее Солнцестояние.
Севро на мгновение умолкает.
– Он сделан из мочи?
Я сердито смотрю на него, морщась от тяжелого запаха спиртного в его дыхании, и бросаю взгляд на потрепанную волчью шкуру, которую он носит поверх церемониальных доспехов. Севро утверждает, что не чистил ее со времен училища.
– Ты еще будешь говорить мне про вонь? Просто заткнись и веди себя как император, – с ухмылкой говорю я.
Севро с фырканьем отходит туда, где стоит в своем обычном молчании легендарная черная, Сефи Воларус. Севро притворяется ручным, но рядом с этой могучей женщиной он смахивает на бродячего пса, которого отец-алкоголик внезапно привел домой поиграть с детьми, – вымытого и избавленного от блох, но со вспыхивающим в глазах странным огоньком. Худой, тонкогубый, с кривым, словно пальцы старого ножевого бойца, носом. Он взирает на толпу с покорным отвращением.
За ним движется стая потрепанных упырей, которых он водил с нами на Меркурий. Мои телохранители, ныне пьяные, как парни Ликоса в день вручения лавров. В середине стаи идет несгибаемая Холидей; эта курносая женщина делает все, что только может, чтобы держать их в узде.
Раньше их было больше. Намного больше.
Я улыбаюсь Вульфгару, спускающемуся мне навстречу. Этот черный, любимый сын восстания, похож на древесный корень, скрюченный и узкий, облаченный в светло-голубую броню. Ему чуть за сорок. Лицо у него угловатое, хищное, борода заплетена, как у его героя, Рагнара. Один из тех черных, что сражались бок о бок с Рагнаром у стен Эгеи, Вульфгар был с Сынами Ареса, освободившими меня от Шакала в Аттике. Нынешний лорд-комендант республики, он улыбается мне с верхней ступени; его черные глаза едва заметно щурятся.
– Да здравствует свобода! – говорю я с улыбкой.
– Да здравствует свобода! – откликается он.
– Вульфгар, вот так встреча! Ты пропустил Дождь, – усмехаюсь я.
– Ты же не стал дожидаться моего возвращения, – прищелкивает языком Вульфгар. – Мои дети спросят меня, где я был, когда Дождь обрушился на Меркурий, и знаешь, что я им скажу? – Он подается ко мне с заговорщической улыбкой. – Я облегчился и вытирал задницу, когда услышал, что Барка взял гору Жары. – Он хохочет.
– А я тебе говорил: не уходи, – подает голос Севро. – Я же сказал, что ты пропустишь все веселье. Ты бы только видел маршрут, которым уходили люди Праха. Они зассали всю дорогу до Венеры. Тебе бы понравилось! – Севро ухмыляется черному.
