Амара, с детства воспитывавшаяся в железных, удушающих объятиях Экклезиархии, в мире, определяемом жесткими, непреклонными доктринами и непоколебимой, беспрекословной верой Адепта Сороритас, обнаружила, что ее вера, некогда непоколебимая основа ее существования, незыблемый фундамент, на котором с таким трудом строилась вся ее жизнь, потрясена до основания, а почва под ее ногами рассыпается, как песок. Жесткие, непреклонные доктрины, которых она придерживалась так долго, непоколебимая преданность Богу-Императору, определявшая каждую ее мысль, каждое ее действие, само ее существо, линза, через которую она смотрела на мир, теперь, казалось, рушились и растворялись, как песчаные замки, под неумолимым, непреодолимым потоком ее растущей привязанности к Кейлу, человеку, который олицетворял все, что ее учили презирать, человеку, само существование которого бросало вызов самим основам ее системы убеждений, человеку, чье прикосновение вызывало дрожь запретного удовольствия по ее позвоночнику, человеку, само присутствие которого грозило распустить тщательно сотканный гобелен ее веры, оставляя ее беззащитной и уязвимой в мире невообразимых ужасов. Император, далекая, божественная фигура, объект ее пылких молитв и непоколебимой преданности, средоточие каждого ее мгновения бодрствования, самый центр ее вселенной, теперь начал бледнеть в сравнении с теплом, состраданием, грубой, уязвимой человечностью, которые она нашла в глазах Кейла, глазах, которые отражали ее собственные скрытые сомнения и страхи, глазах, которые видели сквозь фасад воительницы-монахини, доспехи веры, и узнавали женщину под ними, человека под слоями догм и идеологической обработки, испуганную, одинокую девушку, которая жаждала связи, любви, принятия. Ее сердце, когда-то крепость непоколебимой набожности, святилище, посвященное исключительно славе Императора, теперь ощущалось как поле битвы, разоренное и разорванное на части конфликтующими силами долга и желания, веры и запретной любви, война, которая бушевала в ее душе, тихий внутренний конфликт, который грозил разрушить самые основы ее бытия, оставив ее потерянной и дрейфующей в море неуверенности и страха, море запретных желаний и невысказанных стремлений. Боевые гимны и пламенные проповеди, которые когда-то заполняли ее разум, заглушая все другие мысли, теперь были заменены отголосками смеха Кейла, затяжным теплом его прикосновения, шепчущими обещаниями будущего, которого они, возможно, никогда не увидят, будущего, где любовь, а не война, определяла их существование. Свет Императора, когда-то такой яркий и непоколебимый, путеводная звезда ее жизни, теперь мерцал и тускнел, напуганный разгорающимся пламенем запретной любви, которая горела в ее сердце, любви, которая обещала и спасение, и проклятие, любви, которая осмелилась бросить вызов самой ткани ее существования, самой сути ее существа. И в тихом одиночестве своего сердца, в скрытых глубинах своей души Амара знала, с растущим чувством страха и волнующим, ужасающим проблеском надежды, что пески ее веры колеблются, что мир, который она знала, мир, в который она верила так всецело, так безоговорочно, меняется, трансформируется, перестраивается вокруг опасной, запретной любви, которая расцветала в ее душе, любви, которая грозила поглотить ее полностью, любви, которая обещала будущее, которое она едва могла себе представить, будущее, в котором свет Императора может быть затмен раскаленным сиянием запретной любви.
