Желтая змея - страница 12

К окрикам матери я уже давно привыкла. Как и к чувству вины за то, что делаю что-то не так. За лень, которую проявляю по словам мамы, за невнимательность, за не правильный тон в разговоре с ней. А главным образом за то, что не жалею маму, в то время как она старается во всем только для меня. Но мне нельзя было обижаться или злится на ее обвинения. Я росла с двойственностью внутри себя, с ощущением, что я плохая на самом деле. И то, что говорят про меня окружающие (что я добрая, вежливая и тд.) шло в разрез с той, какая я на самом деле. Я злая и эгоистичная. Я бесчеловечная. Я не жалею маму, я ее обижаю. Это было тяжело. Мне было жаль, что я такая плохая.

Первый класс подошел к завершению. Наступило лето, а с ним вместо желанного отдыха на пруду в деревне – экзамены и собеседование в гимназии. В день экзамена мама нервничала, была нарочито любезна и учтива со мной, боялась, что я что-то забуду и где-то спотыкнусь. Помню, я посидела в кабинете перед целым рядом нарядных женщин, что-то говорила на английском, читала, отвечала на вопросы. Потом меня отпустили погулять во двор гимназии. Спустя какое-то время во двор вышла мама. Она сказала, что я не поступила, и мы поехали домой.

Я не сразу поняла смысл произошедшего. Но когда поняла, то заревела. Я ревела долго и громко, а мама, причитая что-то, успокаивала меня. Ее план на мою успешную жизнь провалился, и она думала, что я расстроилась так же, как и она, исключительно по поводу провала экзаменов. Но дело было вовсе не в этом. Мне пообещали за поступление купить собаку, и я плакала об этом. Про собаку теперь даже заикаться было бессмысленно. Про собаку пришлось забыть.

Мама ходила подавленная, недовольная. Ее план рухнул. Я не оправдала ее надежд.

Ближе к осени встал вопрос о том, куда мне идти во второй класс. Документы из школы забрали. В гимназию я не поступила, и в сентябре идти мне было некуда. Мать с бабушкой собрались и пошли на поклон к директрисе школы по месту жительства. Той самой школы, в которую ходил весь «рабоче-крестьянский» двор. Классы были переполнены, но после долгих уговоров меня взяли, и я пошла во второй класс.

Не могу сказать, что мне нравилось учиться в новом классе. Не могу сказать, что я нашла там друзей. Все как-то было безлико. Скучно. Нудно. Учиться мне было трудно. Учительница была строгая. Однажды, случайно встретив меня в районной библиотеке, она просмотрела выбранные мной книги и пристыдила тем, что я выбрала одну из книг, которая не подходила мне по возрасту. Якобы, та книга была для детей меньшего возраста. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Мне было так стыдно, так неудобно за саму себя. Наверное, давали о себе знать уже выработанные привычки вести себя безупречно и все время быть начеку.

Более ли менее спокойно я проучилась почти весь второй класс. Мать скисла по отношению ко мне и моему образованию. Мне даже позволялось иногда гулять во дворе с соседскими девочками. От меня на время отстали, акробатику забросили, английский тоже. Но ближе к окончанию второго класса какая-то соседка сообщила во дворе, что ее дочь занимается балетом. Мать мгновенно загорелась этой идеей и в ближайшее время отвела меня по рекомендации этой соседки в студию классического танца.

Следующие пять лет я провела там. Мне не хотелось туда ходить, но мама опять неустанно повторяла, что во дворе делать нечего, гулять и шататься без дела она мне не позволит, и что нужно куда-то ходить и чем-то заниматься. Делать было нечего. Пришлось повиноваться.