Желтая змея - страница 10
Мать следила за мной неустанно. Любой промах в обучении строго наказывался. Однажды во время занятия в гимназии мама подсматривала в приоткрытую дверь. Оказалось, что она увидела, как безучастна я к процессу обучения. Сижу и занимаюсь тем, что пытаюсь запихнуть в конверт карточки с животными и их названиями на английском языке. После того занятия был настоящий скандал. Всю дорогу до дома мать отчитывала меня. Карточки эти с изображением и названием животных на английском языке она нарисовала собственноручно, чтобы у меня одной были самые красивые карточки. А я, неблагодарная, имея такую красоту, не желаю учиться. Это был мой полный провал. Я лишь расслабилась всего на несколько минут. Отвлеклась от скучного занятия и не думая о том, во что это обернется. Я даже не могла предположить, что мама может за мной подглядывать. После того случая в будущем я всегда старалась быть начеку, чтобы не попадаться подобным образом.
В общем, после того случая был скандал. Скандал всегда развивался по выученному сценарию. Сначала громкий окрик матери, такой, словно случилось что-то страшное, смертельно непоправимое. От такого окрика вздрагиваешь невольно, и внутри все сжимается в комок от страха. Затем долгая нравоучительная беседа и в конце слезы или скорбное молчание.
Самым нудным было слушать эти нравоучительные беседы. Они всегда проводились безапелляционным менторским тоном и влияли на меня как манипуляция. Во мне вызывалось чувство вины, чувство неполноценности и чувство стыда. В силу своего возраста я не могла этого понять, не могла стряхнуть с себя эти ненужные мне ощущения. Я росла с ними, привыкая к восприятию себя недостаточно хорошей. Это было невыносимо для меня.
Прошло много лет, но тот год, первый класс, я помню как самое нервозное и неспокойное для меня время. Мама словно ослепла. Все происходящее вокруг ее словно не волновало. Она зациклилась на иностранном языке и гимназии. Для меня тот год стал годом постоянной внутренней тяжести, напряжения и страха, которые я испытывала. Я боялась оплошать и не получить собаку. Я испытывала напряжение от нервоза мамы. Тяжесть от безысходности. Я должна была подавлять в себе эмоции и ехать на обучение. Вести себя хорошо и показывать результаты. Внутри меня все клокотало от несправедливости и моего нежелания быть там и делать то, что от меня требовалось. Но внешне я не подавала вида.
Сейчас иногда я вижу один и тот же сон. В нем я уже взрослая и заканчиваю очередной учебный год в школе. Я подхожу к матери сказать, что за весь год я не побывала ни на одном уроке английского. Я прогуляла все уроки и теперь меня не аттестуют и оставят на второй год. Я плачу и чувствую себя ужасно. Чувствую себя очень виноватой. Когда я просыпаюсь, все встает на свои места, но старые чувства поднимают внутри волну смятения, и на некоторое время я замыкаюсь в себе. Настолько сильные переживания я испытала за тот первый учебный год.
Кроме школы и подготовительных занятий в гимназии, в первом классе мама отвела меня на занятия по акробатике. До этого я занималась балетом, но по каким-то причинам его сменили акробатикой. Откуда взялась эта акробатика, почему именно она, куда делся балет, я точно не знаю. Кажется, маме не понравилось то, как нас учили.
Занятия по акробатике проходили по вечерам несколько раз в неделю. Шла я на них тоже как на каторгу. Мне не понравилось там почти сразу. Меня пугали крики в огромном зале, жесткие правила на занятиях, хабалистая тренерша, которая разговаривала как надзирательница. Занятия на вонючих грязных матах вызывали у меня страх. Я боялась сломать шею в тех ужасных кувырках, которые нас заставляли делать. Боялась окриков рослых девочек старше меня, которые, насколько я помню, не были настроены дружелюбно.