Желтая змея - страница 9

Школа находилась очень далеко от дома и крайне неудобно располагалась на горе. Весь первый класс мне запомнился тем, как мы с мамой бежим утром в эту гору, чтобы не опоздать к началу уроков. Я искренне не понимала, почему нельзя было учиться, как все дети в школе возле дома. Но вопросов не задавала. Мама рано дала мне понять, что с детьми в нашем дворе ни общаться, ни учиться она мне не даст. Мама в разговорах часто обсуждала других девочек, оценивала их, сравнивала со мной. Мне прививалось с детства, что они хуже, чем я. Все во мне, по ее мнению, было лучше, чем у других: и коса длинная, и скромность, и спокойный нрав, и, главное, способность к иностранному языку. Эдакий идеальный социальный проект, а не ребенок.

Три раза в неделю после школы мы с мамой ехали в гимназию на подготовительные курсы. Собиралась туда мама, как на праздник. Она называла дни, когда мы ехали туда, «святыми» чем меня ужасно раздражала. Мне не нравилась гимназия, не нравилось, что мать постоянно на нервах, когда мы идем туда. Не нравилось, что нужно учить что-то неинтересное. Наверное, это главное, что меня отталкивало. Мне было неинтересно. И я не видела смысла во всем этом. Я ощущала ненависть к гимназии из-за принуждения меня ходить в нее и поступать в нее. Но сопротивляться было бесполезно. Проще и выгоднее для меня было делать то, что хотела мама. Тогда в наших с ней взаимоотношениях было все спокойно, и я могла рассчитывать на определенные бонусы, будь то конфета или игрушка, или просто тишина и покой дома. На самом деле мне было важнее именно атмосфера в доме и настроение мамы, за которым я неустанно следила.

Настроение мамы всегда было нестабильным. Она могла резко обидеться на меня и наказать молчанием. Когда она говорила фразу: “Я с тобой больше не разговариваю!”, внутри у меня все словно обрывалось. Наказание молчанием было для меня почему-то самым невыносимым. Я очень его боялась. Старалась признать как можно скорее свою вину и выпросить прощение, пообещав, что «я так больше не буду». После этого обычно я ходила понурая, постоянно заглядывая маме в лицо в ожидании, когда ее настроение переменится. Я очень сильно зависела от ее настроения и расположения духа. Я очень рано привыкла думать прежде о ней, чем о себе.

Весь первый класс я постоянно мечтала о собаке. Мне хотелось завести себе друга. Мама, зная о моем желании, быстро подхватила эту идею и применила ее в своей мотивации или манипуляции. Она пообещала, что за успешное поступление в гимназию исполнит мою мечту. Купит мне собаку. Так как я уже давно поняла, что сопротивляться все равно бесполезно, и мама будет только злиться сильнее, то я согласилась.

Мама уже не раз вспыхивала, как пламя, когда я пробовала выразить свое мнение о гимназии или вела себя неподобающим, по ее мнению, образом и недостаточно выражала энтузиазм по поводу своего будущего поступления. Поэтому проще было делать то, что она хотела. Смысл был только слушаться и делать то, что требовалось. За это я хотя бы получу собаку. Так я думала. Безусловно, в силу своего возраста я не размышляла о том, как я буду жить, если и правда поступлю, и какого мне будет учиться там. Меня волновала только собака.

Гимназию я возненавидела почти сразу. Иностранный язык этот меня раздражал. Мама, которая пыталась со мной заниматься дома между посещением подготовительных занятий в гимназии, раздражала еще больше. Но обещание завести собаку перекрывало все. Обреченно я ходила на подготовку, с нетерпением ожидая, когда очередное занятие окончится и можно будет вздохнуть свободно. Ради собаки я готова была терпеть все это. Я приняла такое решение. Это было такое детское решение, не проявляя эмоций, делать то, что требуется взрослыми, и прийти к исполнению своего желания. Такая своего рода нелюбимая работа, которую нужно выполнять за зарплату.