Интереснее было другое: Дэни вдруг почувствовал, что где-то эти платформы уже видел.
Он стал нарезать круги: потрогал ножки платформ, дотянулся до основания, обратил внимание на сильную наклонность. В голове Дэни закралось подозрение, что это порождение старого города, потому как сейчас в Оле-Вивате такие платформы вряд ли строят.
О старом Оле-Вивате – не то что в традиционных городах, а и здесь – вспоминали мало. Тем не менее Рэдмонд что-то говорил Дэни о том, что раньше Оле-Виват был грустным и безынтересным городом, без истории, без стиля, без тенденций; объекты строились вразнобой, не гармонируя один с другим, и только зеленые массивы спасали от депрессии. Правда, Рэдмонд признался, что ему это тоже когда-то передали, а сам он старый Оле-Виват не застал.
Дэни пошел дальше и уже зашел внутрь Института, – только все продолжал вспоминать, где он мог видеть эти платформы. Сомнений у него не было: они ему знакомы. Только цвет размылся. Будто из-за продолжительных дождей.
В середине рабочего дня Дэни, теперь больше самостоятельно работавший над идеями, улучил время, когда Рэдмонд освободился, и подошел к нему:
– Слушай, Рэд, ты, когда идешь сюда, часто проходишь через служебный?
– Да почти всегда, – незамедлительно ответил тот.
– А, я просто в первый раз сегодня там прошел. Что это у вас за платформы стоят?
– На стоянке?
– Да. Для чего они?
– Честно, я не знаю, – признался Рэдмонд.
– Просто… они как-то не соответствуют вашим тенденциям. К тому же у меня такое чувство, будто я их где-то видел.
Рэдмонд немного задумался, но ответил:
– Когда-нибудь их, наверно, уберут.
Дэни не стал более тревожить Рэдмонда и отправился в кабинет – продолжать работать.
Работа, кстати, шла у него легко. По сути, он уже справлялся с обязанностями планировщика. Сначала Рэдмонд дал ему старые идеи, дабы посмотреть, как бы он их проанализировал. В числе них были и откровенно неудачные, а некоторые Рэдмонд просто выдумал с листа. Еще встречались такие идеи, которые Рэдмонд с Тэликси когда-то на пару накидывали на мозговых штурмах.
По преимуществу Дэни не запутался. Он, конечно, не знал, в каком конкретном случае его наставники подложили ему «бяку», но в целом весьма добротно поработал над каждой идеей и – где логическим путем дошел до бесполезности или бессмысленности – отсек большинство неудачных или фальшивых идей.
Затем Дэни приступил к анализу тех идей, которые были выявлены вместе с Рэдмондом на мозговых штурмах. Надо заметить, Дэни перед стажировкой не вполне понимал смысл этих занятий и подозревал даже, что это, судя по названию, что-то очень сложное. Оказалось, нет. Дэни с Рэдмондом слушали друг друга, старались не перебивать, – и под конец каждого штурма у них набиралось неизменно с десяток потенциально интересных идей.
Дэни уже понял: сложность в том, чтобы из всего этого многообразия выбрать такие идеи, которые было бы легко понять, внедрить и исполнить. А там уж – смотреть на результат. При этом по результату крайне трудно понять, какая идея оказалась особенно удачной или провальной. Основной индикатор здесь – динамика интереса к жизни у современного бесчувственного человека. Но так как про идеи, как и про объекты, тоже можно сказать, что они внедряются пакетами, то и анализировать приходится всегда комплекс идей, а именно комплекс последних идей, – то, как они изменили среднее желание человека жить.
