Отрядники стали переглядываться между собой. Каждый делал свой выбор. Стали переговариваться и тихо спорить. Прохору стало неловко: он уже всей душой прикипел к отряду, к новым друзьям, ватажникам. И этот раздрай среди отрядников был как ножом по сердцу.
Но эта Тартария была все так же далека, и рассказы Мартына о ее неуловимых богатствах потеряли свою привлекательность. С другой стороны, что его ждало дома – заброшенный родительский дом и пожизненная нищета? У него перед глазами встал покосившийся забор у отчего дома, покрытые копотью печь и лики святых в изразцах…
Прохор мотнул головой, отгоняя это видение. Он для себя окончательно решил, что пойдет до конца с Мартыном.
В этот момент Мартын нутром прирожденного вожака почуял, что судьба отряда решиться прямо здесь и сейчас. Он резким движением выхватил из ножен свой огромный нож. Близстоящие ватажники отпрянули от него. Мартын же наклонился и тут же на снегу ножом провел длинную черту. Закончив, также сжимая в руке тускло мерцающий клинок, он промолвил:
– Сделаем так: кто не перейдет сейчас эту черту – остается здесь, а потом идет обратно в теплые края! А кто переступит ее – тот идет со мной до конца, до самой Тартарии – разделит с нами ее богатства и женщин!
Над отрядниками повисла тягучая тишина.
Вокруг Прохора казаки стали негромко переговариваться:
– Может, и сгинем там в тайге, но хоть поживем напоследок…
– А, может, не брешет Мартын – какой никакой хабар и выгода нам обломится! – слышалось в толпе.
И началось движение – первыми переступили черту десяток человек, среди них был и Прохор. Мартын незаметно, только лишь уголками глаз, благодарно улыбнулся Прохору. Приободренный этой улыбкой, парень расправил плечи и уже гордо стоял среди тех, кто готов был продолжить поход.
Немного поколебавшись, им последовали и остальные.
– На Господа бога положимся, да помолясь, пойдем дальше! – шептали, крестясь, ватажники и, словно боясь передумать, один за другим пересекали черту.
Перешли почти все, за исключением главного бузотера и еще пары человек.
Мартын, улыбнувшись своей дьявольской улыбкой, тихо и внятно произнес:
– Мужики! Вы сделали свой выбор – теперь идем до конца. Но кто будет ныть и призывать к возвращению – я того лично порешу своим ножом. Вспорю брюхо и оставлю гнить в лесу…
Вожак угрюмо оглядел ватажников, перешедших черту, и, не встретив возражения, кинул в сторону горстки остающихся казаков:
– А вы валите на паперть и к сохе! Скатертью дорога…
Он взывал к сильнейшим богатырям
Трех изначальных миров,
Он их вызывал на бой,
Голосом громовым своим
Пел он песню илбиса —
Духа войны…
Ровно через долгий год отряд вошел в Мангазею. Глазам казаков, привыкшим к вольным просторам, открылся небольшой городок, весь из добротных деревянных домов, а за ними монастырские колокольни с куполами, похожими на приглаженные ребячьи головки. Основанный в 1601 году от Рождества Христова, среди ненецких земель, он быстро стал торговым и промысловым центром. Он походил на плацдарм, с которого все дальше и дальше на восток уходили ватаги, увеличивая границы Российской империи.
Ватажники приходили из походов с востока, принося с собой богатую добычу и с веселой яростью прогуливая ее в кабаках Мангазеи. К добытым мехам и золоту подтянулись и торговые люди, доставляя в Мангазею вино и продукты. За торговцами в городке появились женщины и дети. За ними и ремесленные – плотники, столяры и печники, чтобы строить ставшие востребованными избы и кабаки. Так благодаря пушнине и золоту городок рос на глазах.
