Николай, несмотря на свежесть ночи, весь вспотел и тихо вышел на край поляны. Сквозь облака, которые закрывали луну, стали видны очертания деревянного надгробия могилы. И вдруг у основания могилы появилось слабое свечение. Холодные синеватые огоньки, словно искры, медленно горящего костра поднимались вверх и гасли.
Широко раскрытыми от ужаса глазами Николай смотрел на это свечение. Два огонька, словно глаза давно умершей души, смотрели прямо на него. И эти глаза мигнули и смотрели, заглядывая глубоко в душу. Николай словно увидел слабо светящийся женский профиль, будто парящий над могилой…
Душа ушла у него в пятки. Если бы он знал и умел креститься – он бы перекрестился. Вместо этого стал быстро и тихо говорить, повторяя одну и ту же фразу:
– Прости меня, Фекла, что побеспокоил тебя. Прости меня, Фекла… Прости меня, Фекла…
Вдруг где-то сбоку громко гукнула ночная птица. А Николай уже бежал назад к спасительной палатке, натыкаясь на деревья, раздирая свое лицо и руки ветками кустарников и деревьев…
Когда парни увидели разодранное лицо Николая, ворвавшегося в палатку, то стали одновременно вскакивать с лежанок, кричать, нашаривать ножи и лопаты для обороны себя и палатки.
– Что случилось? Что ты видел? – наперебой хором кричали Николаю.
А он не мог отдышаться и пытался оказаться посредине палатки, подальше от дверей.
– Я, я… Видел свет над могилой Феклы, – отдышавшись наконец, выдавил из себя бледный Николай.
– И все? А вид у тебя был такой, будто сама Фекла за тобой гналась, – едко заметил Айал.
И тут грохнул смех. Парни обступили Николая, одобрительно толкали его и смеялись.
Взглядом обвел необъятный простор,
В дымке тонущий кругозор
Восьмикрайней
Восьмиободной земли.
Будто весь мир хотел охватить,
Руки широко распростер…
Вокруг раскопа над Алазейским острогом уже возвышался внушительный земляной вал. Несмотря на то, что копали ножами и шпателями, яма раскопа стала глубиной более чем на полтора метра.
Анатолий Николаевич сидел тут же на опрокинутом ведре перед ящиком, на котором были разложены глиняные черепки и изделия из мамонтовой кости. Он обмакивал тоненькое чертежное перо в бутылку с тушью и тщательно выводил номер на обратной стороне каждой находки.
Павел, найдя очередную монету, датированную концом восемнадцатого века, не удержался и спросил Егорова:
– Анатолий Николаевич! А как первые русские поселенцы добрались до этих мест?
Руководитель экспедиции, найдя это любопытство обоснованным и пользуясь возможностью прочитать лекцию на свежем воздухе, немного подумал и сказал:
– Хороший вопрос! Есть несколько версий того, как русские поселенцы впервые появились здесь и каким путем добрались до этих краев. Одна из основных версий та, что это были поморы из Архангельска, которые по Северному пути вдоль побережья достигли низовьев Алазеи и Колымы. Некоторые исследователи предполагают, что русские первопроходцы двигались с юга Якутии после освоения ими ее центральной части.
Анатолий Николаевич сказал это так прочувствованно, что чувство сопричастности к чему-то очень важному проникло в каждого, кто слушал его в этот момент. Выдержав паузу Егоров, тихим голосом продолжил:
– Есть и другая, достаточно любопытная версия, но наверно маловероятная: что первыми на Алазею прибыли остатки разбитого якутами отряда казаков. Бежали они сюда на Север после полного разгрома, и было это задолго до появления в Якутии Петра Бекетова…
