Оставив Фролку снаружи, Дыбенко чинно вошла во двор особняка, покачивая пышными юбками и не выпуская из рук веер. Она нерешительно остановилась в двух шагах от стола и стала ловить взгляд хозяйки, но та была слишком увлечена игрой.
– Доброго здоровьичка, Анастасия Захаровна! – наконец подала голос Дыбенко.
– А-а-а! Амалия Кирилловна пожаловали! И Вам добрый день! – растянула в улыбке тонкие губы хозяйка. – Мы как раз заканчиваем, и на следующий круг можете присоединиться к нам.
– Покорнейше благодарю, Анастасия Захаровна, но мне бы хотелось поговорить с Вами, так сказать, тет-а-тет, – поклонившись, молвила полицмейстерша.
Брыльская посмотрела на супругу Самсона Казимировича более внимательно, но, казалось, нисколько не удивилась.
Она глянула на свои карты – игра сегодня выдалась для неё неудачной – и, бросив их на стол, объявила:
– Все слышали? Оставьте нас наедине… Глафира! Принеси лимонаду – страсть как жарко!
Анастасия Захаровна была полной противоположностью Амалии Кирилловны, если говорить о внешности: тощая, как палка, безгрудая и высокая, с белой, точно фарфоровой кожей, коей она так гордилась в юности, но которая с годами, увы, приобрела землистый оттенок.
Пышная, полногрудая Амалия по молодости позволяла себе потешаться над Анастасией, называя её «кощеевой дочкой», – и, к несчастью, та невесть как узнала об этом. В долгу она не осталась, называя Амалию «королевой свиноматок». Потом, конечно, всё это забылось, но дружбы, понятно, не получилось, и дамы, встречаясь на официальных приёмах, лишь прохладно кивали друг другу.
Сейчас они остались вдвоём за большим круглым столом, и губернаторша, криво улыбаясь полицмейстерше, ждала, когда та объяснит ей цель своего неожиданного визита.
Наконец, Амалия Кирилловна, мучительно подбирая слова, произнесла:
– Анастасия Захаровна, душечка… не держите на меня, дуру, зла.
– Да уж давно не держу, дорогая моя. Кто старое помянет… – тонкие губы хозяйки растянулись еще шире. – Но Вы, наверное, не за тем пришли – а, Амалия Кирилловна? Не томите, расскажите поскорей, что с Вами приключилось!
– Мой муж… – неуверенно начала Дыбенко, – он… ну, в общем, я подозреваю, что он это уже не он! Ходит весь день, как блаженный… бормочет себе под нос… А давеча…
Амалия Кирилловна достала платок и шумно высморкалась:
– …Давеча накричали на меня, словно на прислугу какую-то.
Широкие тёмные брови Брыльской сошлись у переносицы в единую линию, что выражало у нее крайнюю степень заинтересованности.
– Сочувствую… Продолжайте, голубушка. Что, по Вашему мнению, является причиной столь странного поведения?
– Я не знаю… – на глазах Амалии Кирилловны заблестели слезы, всё лицо её покрылось красными пятнами. – Могу лишь…
Она замолчала, так как к столу подошла Глашка, неся в руках поднос с графином и стаканами. Анастасия Захаровна цыкнула на неё, махнув рукой, мол, убирайся, сама налила из графина прохладного лимонада и подала стакан полицмейстерше.
– Благодарствую! – Амалия сделала несколько глотков и нервно выдохнула: – Эва Пейц… Вам, должно быть, знакомо это имя?
– А то как же! Весь город только и говорит, что об этой странной особе, – кивнула головой Брыльская. – Однако муж как-то обмолвился, что бумаги её в полном порядке: она действительно является вдовой Пейца (царствие ему небесное!) и дом по праву принадлежит ей. Но я не вижу связи…
– Мне кажется, – понизив голос, сообщила Амалия Кирилловна, перегнувшись через стол так, что обширная грудь её легла на него почти целиком, – что мой супруг влюбился в эту особу!
