Но затем вместо ожесточенности на лице Шаха резко появилась широкая улыбка с белоснежными зубами. Эмин рассмеялся и быстро отвернулся, принимая из чужих рук бокал и закуску.
Он не мог увидеть меня.
Разве что почувствовать, но увидеть - не мог.
Правда?
Но почему тогда на душе так неспокойно? Почему хочется спрятать и себя, и Эльмана туда, где зверь нас точно не найдет?
Не вычислит по запаху, не почувствует родную кровь.
И есть ли вообще такое место на планете?
А может, Дамир и есть тот человек, который спрячет нас? Он влиятелен, но очень добр ко мне. Я нравлюсь ему и в любой момент могу попросить его о помощи.
- А папе уже много лет?
- Тридцать два, сынок.
Эмин теперь богатый мужчина с большими нравами. Он может позволить себе все. Все, кроме сына, о котором он не знает.
Тогда, на вокзале, я просила его уехать со мной. Оставить купюры, власть, авторитет. Оставить зверя, стать человеком.
Но он выбрал свою родную сущность.
А зверю ведь не расскажешь, что я беременна. Что месячных давно не было, и что я сделала тест, который он сам когда-то купил для меня. В купленной коробочке было две полоски, одну я использовала, а другую не стала - я приберегла ее и надежно спрятала.
Пригодилась. Так я узнала, что забеременела.
- А папа знает обо мне?
- Нет, малыш, - тяжесть сдавила сердце.
- То есть обо мне ты ему не сказала? Соврала? Бабушка говорит, что врать – это плохо.
Наивный голосок бередил старые раны.
Но Эльман имел право знать правду.
- Я знаю, что поступила плохо, сынок. Но у меня не было выбора. Надеюсь, что когда-нибудь ты простишь меня.
Эльман замолчал, обиженно сопя. Несколько раз он поболтал ногами на весу, устремляя взгляд перед собой. На веранде было тепло, и солнце не припекало голову.
Я отвернулась от сына, в тайне кусая губы. Не простит, наверное. Это моя новая боль.
- У тебя важная причина. Я понял, мама.
Я горько улыбнулась. Бабуля отдавала правнуку все свое сердце и заботу, и поэтому Эльман был умен не по годам.
И с каждым годом их схожесть с Эмином лишь увеличивалась.
- Спасибо, сынок. Я счастлива, что ты у меня есть.
Той ночью перед осмотром я узнала, что беременна.
Говорить Эмину не стала – зачем? Утром он должен был повезти меня на осмотр, где врачи ему все равно бы сказали: ваша жена беременна.
Вот только врачи не сказали. На осмотре доктор не смогла подтвердить беременность – срок был маленький. Она отправила меня на узи, а на узи… я не знаю. Не знаю, был ли виден плод, но доктор сказала мужу, что я не беременна, и тогда Эмин меня отпустил.
Врачебная ошибка, ранний срок или ложь во имя спасения – кто теперь разберет?
А мама в поезде все с ходу поняла. Она так и сказала:
- Дочь, наши судьбы слишком похожи, чтобы все закончилось без последствий. Как назовешь ребенка?
Из воспоминаний меня выдернул крик. Я мысленно вернулась на веранду, где мы сидели с Эльманом.
Кричала бабуля:
- Кто вы такие?! Что вам нужно?!
Я встрепенулась и выглянула из-за веранды. Возле забора напротив бабушки стояли мужчины. Их было двое – полностью в черном, а под поясом у них уверенно торчал пистолет.
За их спинами стоял черный Хаммер. Такой же, как у Дамира.
Один из них вальяжно расставил ноги, другой по-хозяйски осматривал наш двор.
- Сынок, оставайся здесь! – попросила я Эльмана. Он кивнул.
- Нам нужно знать, бабуля, кто здесь проживает, - угрожающе сказал амбал.
- Кто-кто! Я – баба Марина да внучка моя с дитем! – бабуля шустро выпалила выученную речь, - Дамиром звать. А что такое, добрые молодцы?
