На доли секунд открыла глаза и встретилась с черными, блестящими безднами, впившимися в мое лицо с отчаянным волнением, с какой-то невыносимой радостью.
- Со мной…
У меня даже получилось улыбнуться и обессиленно уронить голову ему на грудь. Ощутила, как мощные ладони гладят мою спину, как прижимают к себе за голову и губы касаются моих волос, лица, щек, скул.
- Птичкаааа, - его голос срывается на хриплый шепот, и я под него засыпаю.
***
Это были страшные воспоминания, они врывались в его голову и корежили мозг
«…Пожар случился под утро. Пристройка полыхала адским огнем, когда он спал мертвым сном после очередного боя и развлечения с тремя потаскушками, найденными для него импресарио.
Хан мог только метаться вокруг пылающих стен, только пытаться заскочить в дом, но огонь и дым не давали ему этого сделать. Он орал от отчаяния и рвал на себе волосы… пока вдруг не увидел, как огромная тень выпрыгнула из-под падающих досок. Киара тащила в зубах сверток, перепачканный золой, ее бока были обожжены, а кое-где еще дымилась шерсть. Она положила попискивающий комок на траву и тяжело завалилась на бок рядом. Она спасла его единственную драгоценность. С тех пор за малышкой присматривала Зимбага и три няньки… а он…он решил, что ему не место рядом с младенцем…»
И вместе с ними понимание, что у него появилась еще одна слабость. Еще одна ахиллесова пята.
Когда Ангаахай вернулась, у него произошел перелом сознания, какая-то часть вывернулась наизнанку, чтобы уже никогда не стать прежней. И впервые появилось чувство, о существовании которого он забыл. Страх.
Забыл еще со времен, когда сдыхал от голода на улице и ловил крыс, чтобы впиться в них сильными зубами и сожрать живьем. Тогда еще он понял, что бояться нужно только собственной слабости и всего, что может эту слабость вызвать. Жизнь редко преподносила ему подарки. В большинстве своем он выгрызал себе каждый кусок мяса боем, потом и кровью. Ничто не доставалось Тигру просто так. Но у него была отменная память и каждую ночь он слышал крики умирающей от побоев матери и помнил собственную беспомощность, собственное бессилие и осознание, что некто или нечто может отобрать у него самое дорогое, безжалостно порвать, искромсать и превратить в тлен смысл его жизни. Помнил, что никто и никогда не любил его так, как любила Сарнай. Он и не надеялся, что кто-то сумеет полюбить, ему это было не нужно. Дикий, маленький зверек предпочитал, чтоб его боялись. На хрен любовь. Она причиняет боль. Боль от потери…ведь мы обязательно рано или поздно теряем все, что любим. Теряем так или иначе. Прошли годы и это ощущение, этот страх, эти страдания стерлись, забылись, спрятались в тот самый угол, где худой, ободранный мальчишка лежал, свернувшись калачиком и смотрел широко распахнутыми глазами в ледяную мглу, крепко сомкнув нечто ценное в своих ладонях, нечто…без чего самому Хану было намного легче жить.
Но с возвращением Ангаахай этот липкий, мерзкий ужас начал оживать. Ощущение, что ему вдруг недостает кислорода если она не рядом. Как будто из него выкачивают понемногу воздух и хочется хватать его широко открытым ртом, чтоб не начать задыхаться. И это страшно, по-настоящему страшно. Ему казалось, что она может причинить боль, что именно она способна разодрать в мясо того самого скрюченного слабого ублюдка со сломанными руками и ногами, не смеющего даже мечтать о том, что кто-то способен протянуть к нему руки, обнять, коснуться его грязного лица.
