– Представляешь, да? Мне даже в общей раздевалке становится неловко.
Я выдавливаю из себя улыбку, а она собирается выйти из комнаты. Но внезапно она ударяется бедром об угол комода возле двери и издает негромкий возглас.
Я выпрыгиваю из кровати. Наступает моя очередь, поддерживая тетю Шарлотту за талию, вести ее к креслу.
Она отмахивается и от предложенной мною руки, и от моей заботы.
– Все в порядке. В старости становишься неуклюжей.
Внезапно меня пронзает осознание, что тетя Шарлотта стареет.
Я силой заставляю ее приложить лед к бедру, потом делаю нам яичницу с чеддером и зеленым луком. Мою посуду и вытираю стол. И прежде чем уйти на работу, крепко обнимаю тетю Шарлотту. Новая мысль приходит как разряд тока: у меня кроме нее никого не осталось.
* * *
Я с трепетом жду встречи с Люсиль, но, к моему удивлению, в ее тоне слышится сочувствие: «Не стоило мне просить тебя выйти вчера».
Я замечаю, как взгляд Люсиль задерживается на моей сумке от Валентино. Ричард как-то принес ее домой накануне своей командировки в Сан-Франциско. Вокруг пряжки кожа слегка потертая; этой сумке четыре года. Люсиль из тех женщин, кто обращает внимание на такие детали. Я вижу, как она отмечает это про себя, а потом переводит взгляд на мои старые кроссовки и безымянный палец без кольца. Ее взгляд заострился. Как будто она впервые увидела меня по-настоящему.
Я позвонила ей после того нервного срыва в метро. Не могу вспомнить нашего разговора, помню только, что я плакала.
– Если надо будет уйти пораньше, скажи, – говорит она теперь.
– Спасибо, – я опускаю голову. Мне стыдно.
Сегодня много посетителей, особенно для воскресенья, но все-таки недостаточно много. Я думала, что работа меня отвлечет, но сознание полнится мыслями о ней. Я представляю ее руки на округлившемся животе. Руки Ричарда на ее округлившемся животе. Он напоминает ей, что нужно пить витамины, уговаривает больше спать, крепко прижимает к себе по ночам. Если она забеременеет, он наверняка сразу купит колыбель и посадит туда плюшевого мишку.
Пока мне не удавалось забеременеть, мягкий мишка с улыбкой ждал в комнате, которую мы решили сделать детской. Ричард посадил его туда, по его словам, на счастье.
– У нас будет ребенок, – сказал Ричард, не принимая всерьез мои тревоги.
Но спустя шесть месяцев он пошел к врачу сделать анализ спермы. С ним все было в порядке.
– Врач сказал, что мои пловцы – все как один Майклы Фелпсы, – пошутил он, и я попыталась выдавить из себя улыбку.
Я записалась на прием к репродуктологу, и Ричард сказал, что он попробует перенести деловую встречу, чтобы пойти со мной.
– Тебе необязательно идти, – я старалась говорить беспечно. – Я все тебе расскажу вечером.
– Ты уверена, милая? Может быть, клиент уйдет пораньше, и мы сможем вместе пообедать, раз уж ты все равно приедешь в город. Я попрошу Дайян забронировать столик в «Амаранте».
– С удовольствием.
Но за час до приема у врача, как раз когда я села в поезд, он позвонил сказать, что тоже приедет.
– Я отложил встречу с клиентом. Это важнее.
Я благодарила судьбу за то, что он не мог видеть выражение моего лица.
Врач будет задавать вопросы. Вопросы, на которые я не готова была отвечать в присутствии моего мужа.
Пока поезд несся к Центральному вокзалу, я смотрела из окна на голые деревья и разукрашенные граффити здания с заколоченными окнами. Я могла бы соврать. Или улучить момент с врачом наедине и все ему объяснить. Но только не говорить правду.
