- Доброе утро, миледи, - сказала женщина, делая маленький книксен. – Вам тоже подать чай?
- Да, пожалуйста, - пробормотала я.
Мужчина чуть приподнял брови, глядя на меня, молча взял чашку, которую предлагала ему служанка, и сделал глоток. Женщина в чепце ещё раз поклонилась и ушла, протиснувшись мимо меня бочком.
Я сделала два шага вперед и остановилась, переплетя пальцы и не зная, что сказать. Но мужчина молчал, испытующе глядя на меня поверх чашки, и я пробормотала:
- Доброе утро.
- Доброе, - ответил он, сделал ещё глоток и поставил чашку на подоконник.
Потом снял меховой плащ и бросил его на стул. Под плащом у него был черный пиджак (я не знала, как назвать эту одежду иначе), расшитый тонкими серебряными нитями. Мужчина в черном. Пугающе, между прочим.
- Может, хотите что-нибудь к чаю? – ухитрилась выдавить я, теряясь под пристальным взглядом темных глаз. – Печенье, гренки…
Он опять приподнял брови – удивленно, насмешливо.
- Решила стать образцовой женой, Алинора? – спросил он с кривой улыбкой. – Ты головой, часом, не ударилась?
- Да, - подтвердила я с радостью. – Ударилась.
- Оно и видно, - проворчал он, снова мрачнея. – Признаться, я не хотел приезжать, - он отвернулся к окну, и теперь голос звучал глухо, но я почувствовала себя свободнее. – Не хотел приезжать, не хотел тебя видеть, но Малыш настаивал, что нам надо помириться. Малыш считает, что моя семейная жизнь должна быть безупречной. Никаких скандалов.
Малыш? Кто это – малыш?.. У Алиноры и ее мужа есть ребенок? Он настаивает, что семейная жизнь должна быть без скандалов?.. Почему эта ужасная женщина ничего не рассказала мне об этом?
- А вы как считаете? – спросила я, чтобы выиграть время.
- Я бы хотел, чтобы он побольше думал о своей семейной жизни, - отрывисто бросил мужчина. – Ему скоро двадцать два, а он и не думает о женитьбе.
Малышу – двадцать два? Что же это за малыш такой, великовозрастный?
- Но и спорить с ним не могу, - теперь мужчина говорил с усилием, будто каждое слово давалось ему с трудом. – Его величество настаивает, чтобы ты вернулась. Он хочет видеть нашу семью счастливой, видеть нас вместе. Вместе, понимаешь?
Значит, всё-таки он – генерал Левенштайль. Мой муж. То есть – муж Алиноры. Имя… имя… Как его имя? Такое тяжелое, трудное… Тяжелое, как камень…
- Ксандр… - вспомнила я, наконец, и мужчина оглянулся. – Давайте пока пьем чаю, - предложила я. – Разговор никуда не убежит. Я плохо себя чувствую, и мысли путаются…
- Не спала всю ночь? – подхватил он, и в глазах сверкнули опасные искорки.
- Не спала, - ответила я уже смелее. – Я же говорила вам, что поранилась. Неважно себя чувствую… - я показала ему ожженную ладонь, как доказательство своего недомогания.
Мужчина в несколько шагов преодолел расстояние между нами и наклонился над моей пораненной рукой.
- Ты в своем уме? – резко спросил он, разглядывая вспухший ожог, который уже пошел пузырями. – Почему не перевязала?
- Смазала мазью, - залепетала я, потому что его близость произвела на меня странное впечатление.
С одной стороны – страх, с другой…
От него пахло мускусом и чем-то ещё – приятным, свежим и горьковатым. Наверное, это были запахи листвы и тумана… Он ведь шел через парк… Черные кудри почти коснулись моей кожи, но сам мужчина не взял меня за руку, чтобы внимательнее рассмотреть ранку на ладони. Наоборот, он спрятал руки за спину, словно боясь дотронуться до меня.
