Читать онлайн Эльмира Алейникова - Жена вождя выходит на охоту. Роман

Иллюстратор Камила Акмаева

© Эльмира Алейникова, 2018

© Камила Акмаева, иллюстрации, 2018

ISBN 978-5-4490-7504-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Кипя от злости, вжимаю педаль газа в пол так, что машина не едет, а летит по пустынной дороге, мягко подпрыгивая на многочисленных «спящих полицейских». Ветер из открытого окна холодит разгорячённое лицо и путает и без того непослушные пряди, но и он не может помочь мне успокоиться и сбавить обороты. С остервенением крутя баранку, чтобы не попасть в глубокие выбоины, заполненные дождевой водой, матерюсь во весь голос, в очередной раз рассказывая мужу о том, что я думаю о нём, его мамочке и об этом осточертевшем дурацком городе, в котором за десять лет, что я здесь осела, так и не установили светофоры на перекрестках. Я не говорю о тех нескольких мигающих невпопад недоразумениях в центре, на которые никто никогда не обращает внимания. Ору специально на русском языке, прекрасно зная, что Джонатан не поймёт ни одного моего слова. И вообще, я не уверена, что муж меня слушает, только это не имеет никакого значения. Мне нужно просто-напросто выговориться. И для этого он подходит лучше всего. Во-первых, ни черта не понимает по-русски; во-вторых, не видит моего искажённого и красного от злости лица, так как говорим мы по телефону, подключенному к радиоприёмнику; а в-третьих, я знаю, что он не рассердится, а наоборот, придя вечером с работы, будет особенно предупредителен со мной, словно с неразумным подростком, переживающим пубертатный период. Так почему бы не поорать и не выплеснуть накопившуюся досаду? Последствий не будет, так что вперед, Ольга! И я визжу как раненый кабан, не стесняясь в выборе выражений. Вот оно – филологическое образование! Не подводит, подсовывая вовремя фразы одна другой красноречивее и витиеватее, в которых что ни ругательство, то про мать его…

Взбесилась я сегодня именно из-за неё, его матери. Заезжая утром во двор, где расположился детский сад, с близнецами Мими и Томи, первое, что я увидела на игровой площадке, была «красная гора», машущая мне обеими руками. В красном шёлковом платье и такого же цвета широкополой шляпе, разлюбимая свекровь Жанет не просто бросалась в глаза на фоне спокойной зелени сада, а приковывала взгляды. Не успела я припарковаться, как «красная гора» довольно резво для её комплекции соскочила с места и засеменила навстречу, сложив густо накрашенные губы «бантиком» и широко расставив руки. На одной висела, о, боже, ярко-красная лакированная сумка. Ни дать ни взять, пожарник! Только вместо огнетушителя на руке болтается огромная торба. Мими и Томи с радостным визгом побежали к Жанет, которая, потискав и расцеловав их, сначала оставила вульгарные отпечатки помады на детских смуглых щёчках, а затем, достав платочек и послюнявив его, стала усердно вытирать следы поцелуев, чем вызвала слёзы Мими, которой не понравилось, как бабка тёрла её нежную кожу. Но та уже вытаскивала из недр своей красной сумки шоколадки в блестящих обёртках. Дети, быстро похватав сладости, прильнули к своей бабуле, прекрасно зная, хитрецы, что я буду протестовать против шоколада. Стараясь не показывать вида, что злюсь, я попыталась уговорить близнецов не брать угощение с собой в группу. Они заартачились, а бабуля вступилась за них, одарив меня таким сердитым взглядом, что я почти сдалась, но, представив лимонно-кислое лицо воспитательницы фрау Крюгер при виде шоколада в руках Мими и Томи, содрогнулась от ужаса и пошла на второй заход, уговаривая малышей отдать сладости мне на хранение до вечера. Дело в том, что в детском саду господствовала антисахарная политика, и фрау Крюгер, категорически запрещала детям приносить из дома сладости. В конце концов, мне удалось конфисковать сладкую контрабанду и впихнуть упиравшихся детей в комнату, где у разноцветных ящичков воспитанников поджидала чопорная преподавательница с акульей улыбкой на вытянутом лице. Свекровь скромно осталась ждать меня снаружи, видимо, боясь попадаться на глаза «той вредной немке», как она окрестила воспитательницу и с которой уже успела поцапаться не один, кстати, раз.

Сделав вид, что ничего не произошло, Жанет защебетала со мной на кисвахили, прекрасно зная, что я плохо понимаю этот язык. Отвечая на все вопросы односложно и невпопад «ндио» (1), я шла к машине, мечтая только об одном – избавиться от свекровушки. Но не тут-то было! У неё были свои планы на моё время. Оказывается, мы должны пойти в торговый центр Виллач маркет, что через дорогу, чтобы там с её подругами выпить утренний кофе со свежими круасанами. Все мои попытки отговориться от посиделок не увенчались успехом. Пришлось идти в кафе и торчать там до полудня с такими же богатыми старыми бездельницами и модницами, как Жанет. Еле отбившись от целой стаи невыносимых свекровей (честное слово, все на одно лицо!), я всё же умудрилась улизнуть, наврав про маникюршу, ожидавшую меня в салоне красоты.

И теперь я высказывала мужу, не стесняясь в выражениях, всё, что думаю о Жанет и её заклятых подружках. На повороте пришлось сбавить скорость, чтобы не въехать в скривленный фонарный столб. До сих пор не могу понять, почему его вообще не уберут в другое место? В эту облупившуюся железяку с завидной частотой врезается кто-то из соседей или их гостей, но ни у кого не возникает мысли перенести помеху подальше от дороги. И об этом прокричала моему ангельски терпеливому Джонатану, чувствуя себя самой разнесчастной женщиной на всём белом свете. Хотя, если принять во внимание, что я в Африке, то на всём чёрном свете. К чёрту политкорректность! Да, тяжело быть белым человеком в африканской стране, особенно если твоя свекровь коренная кенийка, большая и здоровая, как десять диких буффало. Она искренне считает, что я слишком бледная, и надоедает такими невинными, на первый взгляд, вопросами, как: «Милая, ты нездорова?», «Почему ты такая изнурённая и уставшая?», «Хочешь, мы поедем на океан позагорать?», «У тебя проблемы с меланином?». Порой я готова повеситься от такой трогательной заботы.

Вырулив на неширокую улицу, ведущую к нашему дому, я притормозила, увидев не меньше десятка разнокалиберных автомобилей у парагвайского посольства. Ярко раскрашенные «минибазы» и пикапы были неуклюже припаркованы прямо на заросших травой тротуарах и не были похожи на обычные здесь посольские чёрные мерседесы с тонированными стёклами. Вопить я тут же перестала, рассматривая странных людей, столпившихся перед наглухо закрытыми воротами. Ещё утром вокруг посольства были тишь да благодать. И только было я сообразила, что это журналисты с камерами и микрофонами, как, быстро перебирая длинными ногами в синих туфлях на высоченных каблуках, в мою сторону рванула густо накрашенная вертлявая девица. Пока она бежала, я успела рассмотреть её наряд. Репортер была одета по последней африканской моде: светло-зелёные облегающие джинсы заканчивались синими туфлями, которые больше подошли бы для вечеринки, но никак не для беганья по старому тротуару; белая коротенькая маечка с глубоким декольте, из которой знойно просились наружу пышные чёрные дыни-груди, чуть ли не лопалась на швах; на голове красовался парик с пышными локонами цвета свежей ржавчины. Вдруг рука с длинными, ярко-красными акриловыми ногтями всунула мне под нос микрофон и только затем раздался грудной голос журналистки: «Как вы думаете, кто убил госпожу посла?». До меня не сразу дошло, о чём спрашивает девушка, тыча микрофоном в лицо. Вырвал меня из оцепенения муж, удивлённо воскликнувший из динамика: «Кто это там, Ольга?». Журналистка, не ожидавшая услышать мужской голос в салоне, где я была в полном одиночестве, взвизгнула и отступила на шаг, упершись спиной в камеру оператора. Воспользовавшись моментом, я нажала на педаль газа и рванула к своим воротам, где меня уже ждал охранник.

На английском языке успокоила Джонатана, что паркуюсь во дворе и позвоню ему как только сама пойму, что происходит на нашей сонной улице. Затем отключила телефон и глянула на охранника Сильвано в зеркало заднего вида. Тот нетерпеливо приплясывал на месте, ожидая мои расспросы. Как только я захлопнула дверцу и повернулась к нему, вопросительно приподняв брови, Сильвано, не дав мне и рта раскрыть, быстро заговорил:

– Мадам, парагвайского посла убили! Помните, я вам говорил, что у них новый посол-женщина приехала вчера в резиденцию из гостиницы? Так вот, её убили сегодня ночью! Задушили! Можете себе такое представить? Залезли к ней в спальню и задушили! Куском провода! Её нашли прямо в кровати утром с вывалившимся языком…

Я не дала ему договорить:

– Ужас! Кто тебе сказал?

– Их охранник утром, пока полиция ещё не приехала, рассказал мне. Я как раз ехал на велосипеде к нам, смотрю, ворота у них нараспашку, охрана и прислуга на улице стоит. Я остановился, а они мне…

Мне пришлось снова перебить Сильвано:

– Полиция приехала значит? Что говорят полицейские?

– Они приехали, закрыли ворота и никого не впускают и не выпускают.

– А когда журналисты успели приехать? Я никого утром не видела.

И вправду, выезжая с детьми утром, я не заметила ничего подозрительного на нашей улице.

– Журналисты с телевидения примчались до полиции, даже хотели на виллу пробраться, но охранники не впустили их. А потом полиция всё заперла, журналистов выпроводила, пообещав, что с ними поговорит сам начальник полиции города. Он, говорят, скоро будет. Они у меня хотели взять интервью, но я же ночью не дежурил, потому им и говорю…

Кажется, придётся снова перебить нашего говорливого Сильвано.

– Хорошо. А журналисты как разнюхали про смерть посла? Ты им позвонил?

– Что вы, мадам! Это всё домработница и повариха посла. Они при мне звонили в разные газеты, на телевидение и рассказывали про убийство. Я ещё удивился, зачем они им сообщают? Это же работа полицейских, а не прислуги. Даже спросил, а эта вредная Катрин как заорёт на меня: «Не твоё дело! Чего свой длинный кикуйский (2) нос суёшь не в свои дела!». Такая психопатка она в последнее время.

Покивав для приличия какое-то время, чтобы Сильвано выговорился, я ушла в дом, чтобы переварить ошеломляющие новости. Такого на нашей улице ещё не случалось. Заварив крепкий кофе, и усевшись с дымящейся кружкой на любимый оранжевый диванчик у окна в сад, я размышляла над словами Сильвано. Получается, что убийство произошло на соседней вилле, а мы ничего не слышали. Вот так сюрприз! Настроение приподнялось. Люблю детективы, а тут прямо под носом происходит настоящее убийство. И, хотя мне было жалко погибшую женщину-посла, однако природное любопытство взяло верх над состраданием. Схватив блокнот, набросала примерный план посольства и резиденции, расположившихся под одной крышей. Раньше, перед тем, как парагвайцы арендовали эту виллу, там жила семья богатых кенийцев. Я дружила с дочерью хозяина дома Синтией и бывала в их доме не раз, поэтому вычислить, где могла быть спальная посла не составило особого труда. Это могла быть только верхняя комната, где спал отец Синтии. Попозже позвоню подруге. Вероятно, она уже знает, что случилось в их доме. А пока нужно рассказать всё мужу. Позабыв, что полчаса назад считала себя самой несчастной в мире женщиной и орала на бедного Джонатана благим матом, набрала его номер и как ни в чём не бывало доложила последние новости, по ходу высказывая свои догадки о том, кому нужно было убивать только что приехавшего в Кению дипломата. Муж внимательно выслушал меня и посоветовал посмотреть в Интернете новости об инциденте, прежде чем делать какие-то выводы. «Просто так послов не душат, – подытожил он. – Детей заберу сегодня сам, отдыхай, дорогая. Мама, наверное, достала тебя с утра. Или, – помолчал Джонатан, – начни своё расследование. Ты же любишь детективы?». Словно мысли мои читает и желания угадывает. Конечно, я хочу расследовать смерть несостоявшейся соседки по вилле. Ещё как хочу. Не удержавшись, позвонила на мобильный телефон свекрови, чтобы сообщить и ей о событиях. Та, затаив дыхание, сначала жадно слушала, но на моё «Представляете? Вот дела!», воскликнула в присущей ей приказной манере: