Сдергиваю с неё платье, чтобы видеть это пиршество мурашек на ее плечах. Не знаю, чем они вызваны, колючей щетиной на моем лице, легкими поцелуями или горячим языком, которым я скольжу до самой мочки уха, и хрипло приказываю ей:
— Стефи-и-и, снимай с меня рубашку.
Стефи дрожит, цепляется за мои плечи, соскальзывая маленькими ладошками по груди, расстегивая пуговицы, и, конечно, чувствует, как потряхивает меня от возбуждения.
Моя рубашка улетает на пол, и я дурею от шелковистой кожи Стефи, прижимающейся к моей обнаженной. Разряды искрят между нашими телами, посылая горячие волны по всему телу. И я уже не понимаю, кто из нас соблазняет. Ее руки гладят мои плечи, спину. Стефи осыпает меня поцелуями, царапает кожу ноготками, касается своей обнаженной грудью, к которой мои руки тянутся сами.
Её грудь идеально ложится в мою ладонь, тяжелая, горячая, и я хочу ее попробовать на вкус, с трудом отрываясь от губ, заглядываю в полуприкрытые глаза напротив.
Голубые льдинки заволокло пеленой желания, откровенного и неприкрытого, не отводя от нее глаз, расстегиваю пряжку ремня, уже вижу, что мне не придется супружеские долги с утюгом выбивать. А я уже не остановлюсь, даже если она мне лицо расцарапает и сделает коленкой отбивную из питона.
Я не жду, когда от моих поцелуев полетят ее трусики, стаскиваю их с наглой изменщицы. Накрываю рукой гладкий лобок, сразу проталкивая пальцы по влажным складкам к маленькой горошине, продолжим массаж, сучка неверная!
Прямо на глазах законного супруга обнимается она и танцует, совсем стыд потеряла. Ревность вспышкой бьет по темечку, и я разворачиваю Стефи к стене, шлепая по упругой попке, оставляя розовый отпечаток моей лапы.
О, да! Мне нравится, а Стефи нет, она возмущенно оборачивается и хрипло ворчит:
— Полегче, Ромео, больно же!
— Я ромашку приложу, — успокаиваю стервочку, расстегивая брюки и освобождая лекарство для стервы.
Стефи снова открывает ротик, а я снова закрываю его, отбирая все ее поцелуи. Все только мне, Стефи. Неистово терзаю ее губы, чтобы не то что целовать других, а даже думать об этом не могла. Так, чтобы лёд пришлось прикладывать после моих губ.
Желание овладеть наконец этой несносной девчонкой бомбит в мозгах, оглушая взрывами гормонов, и последние посторонние мысли гаснут в бурлящем потоке желания.
Проталкиваю член между ее бедер, собирая ее соки, и, чуть прогибая ее в спине, пристраиваю питона к входу. В момент первого толчка с ее губ срывается стон, а с моих — нетерпеливое шипение. Тесная, сучка! Как девственница, видать, ее парень плохо трахает или его член не толще огурца. Зато мой за три сойдёт, почувствуй разницу, стерва! Первые движения мучительно-медленные, приходится растягивать ее под себя, подстраивать и дать ей немного привыкнуть. Но злость, ревность вперемешку с диким желанием превращают меня в животное, яростно берущего свою самку.
Я не знаю, сколько у нее не было секса, но кончает она спустя несколько минут моих бешеных фрикций, задушив мой член в жаркой влажности, стонет, закусив губу, и снова оборачивается ко мне, ища мои. Позволяю ей немного отдохнуть, откинувшись на меня, замедляясь, снова выхожу, разворачивая её к себе. Ножки не держат уже? Какая слабенькая попалась.
— В койку, Стефи! — рычу так, чтобы не вздумала взбрыкнуть.
— Маньяк оголтелый, — ворчит Стефи, повиснув у меня на шее. Типа — тебе надо, ты и неси.
