Женщина и гигант - страница 7

Разбудил меня часов в семь утра какой-то знакомый шум. Я перевернулся на спину и с трудом открыл набрякшие веки. Слышались всхлипы, шлепки, ритмичный скрип мебели. Быстро поняв в чём дело, я поднялся на ноги и тихо, не задевая спящих, вышел из зальной комнаты на рысьих лапах. Звуки секса раздавались где-то совсем рядом. Я приоткрыл дверь спальной, но там люди просто валялись на полу и неразобранной кровати. Тогда я подошёл к двери комнаты, где, должно быть, проводил время на летних каникулах хозяин дачи, и тихо взялся за металлическую ручку. Увиденное не столько удивило, сколько парализовало меня. На полутораспальной кровати с высокими деревянными спинками совершали старый как мир акт два тела разного окраса и величины. Первое, стоявшее на коленях, упёршись головой в стену, было коротким, плотным и слегка смугловатым. Второе, напротив, было длинным и белым, как молоко, с прыщами на спине и ягодицах. Первое тело сотрясалось и стонало под ритмичным физическим воздействием второго тела. Второе тело крепко держало первое за волосы и усердно раскачивало бёдрами вперёд-назад, как маятник на батарейке. Первое тело наслаждалось процессом, а второе явно спешило довести первое до известного пика. К моему глубокому огорчению, первое тело принадлежало Карине, а второе – хозяину дачи. Понаблюдав за сношающимися несколько секунд, я тихо прикрыл дверь и почти на цыпочках вышел на балкон, вновь ловко огибая спящих. Курить почему-то не хотелось, и я принялся задумчиво жевать снег.

Солнце было скрыто от мира плотной холодной пеленой. Мысли менялись в голове с такой скоростью, что я просто не успевал подумать над ними как следует. Было тяжело и легко, беспросветно и весело, обыденно и странно… Своим поступком Карина освободила меня от любых обязательств и ложных надежд. Я пребывал в болезненной эйфории от того, что уже ничего нельзя изменить, что я никогда не забуду увиденное, как не забывает ребёнок первичную родительскую сцену. Это первое в жизни столкновение с женской изменой состарило моё сознание сразу на несколько лет. Стук сердца чувствовался во всём теле.

Я жевал снег и сожалел о том, что только целовался с Грушиной, что не вставил ей, как хозяин дачи вставил Карине. Пробудившийся во мне молодой оскорблённый самец жаждал мщения. Мне хотелось отомстить всем, собравшимся на этой даче. Моё потемневшее сознание обвиняло их в случившейся измене не меньше, чем похотливость Карины и наглость хозяина дачи. Я вернулся за трубкой, плотно набил её табаком и вновь вышел на балкон. Теперь из-за холодной облачной пелены показалось солнце. Я затянулся крепким табаком, еле сдержав приступ кашля. Нужно было успокоиться и подумать, нужно было дать понять этим голубкам, что я всё знаю, но не собираюсь пачкать о них руки, тратить на них время и нервы. Пусть они увидят, что я умею держать себя в руках даже после такого удара в спину…

Мы с Кариной возвращались с пляжа, почти не разговаривая. Я видел, что она хочет заговорить со мной, хочет избавиться от гнетущей её серьёзности. Мне ничего не стоило прервать паузу отчуждения, но я держался. Хотелось слегка проучить Карину, дать ей почувствовать, что мне не нравиться её ничем не обузданная фривольность. Тогда я считал себя ответственным за наши отношения – этаким спасителем заблудшей женской души, которой нужен постоянный присмотр. До какой-то степени Карина поддерживала мои заблуждения, поскольку в том время сама не ведала чего хочет – нарожать мне кучу детей или завести гарем мужиков. Мы продолжали быть вместе, имея разные представления о настоящем и будущем. Никто из нас не умел поговорить серьёзно, с паузами, с желанием услышать другого, с осознанием своей роли в отношениях. Никто не готов был открыть все карты, включая спрятанные в рукаве. Мы просто копили обиды и тайны, ожидая, что рано или поздно будем сторицей вознаграждены за своё терпение.