– Может, вчера был ливень? Не удивлюсь, если крыша течет или в стене трещина… – пробормотала она себе под нос, пытаясь, насколько возможно, ощупать стену. Сухо.
Откуда тогда могла взяться лужа? Сона напрягла память и поняла, что, когда первый раз зашла в комнату, никакой воды здесь не было. Какое-то тоскливое чувство вдруг сжало сердце, и она инстинктивно обхватила себя за плечи, внезапно испытав беспричинный, суеверный страх.
«Ерунда! Может, пока я была в душе, сюда заходила бабушка. Наверное, случайно что-то разлила и не заметила, – успокоила она себя, все же с опаской косясь на то место, где несколько минут назад обнаружилась вода. – И когда я стала такой трусихой?»
Мысленно подбадривая себя, Сона на всякий случай передвинула постель подальше от шкафа и выключила свет. Непривычная тишина маленького городка после шумного, никогда не спящего Сеула давила, и девушка вставила в уши наушники, негромко включив любимый плейлист. Ненавистный запах рыбы, моллюсков и морской воды, который, кажется, пропитал каждый сантиметр этого дома, раздражал обоняние, поэтому Сона накрылась с головой и постаралась расслабиться. Ей никак не удавалось заснуть, но усталость и недосып давали о себе знать, и под тихие звуки песен любимой группы она провалилась в тяжелый, тревожный сон.
Ночь прошла в беспокойных снах. Сона постоянно мерещилось, что кто-то ходит по комнате, и она несколько раз вздрагивала, со страхом оглядывая спальню. Проснулась она на рассвете с больной головой и ощущением, что ее переехал фургон: было непривычно снова спать на полу, и теперь она чувствовала себя старой развалиной. Запутавшись в проводах наушников, Сона раздраженно сдернула их с шеи и, кряхтя, села на постели. Было чудовищно рано, но, как назло, спать уже не хотелось.
Навязчивый рыбный запах по-прежнему витал в воздухе, и она открыла окно, чтобы проветрить комнату. Теплый ветер принес с улицы аромат диких хризантем и воспоминания о далекой юности, когда они с Ухеном целовались на заднем дворе его дома, прячась в ярко-лиловых клумбах. «И чего это меня понесло? Нужно думать о том, как найти хорошую работу, а не о засранцах из прошлого». Упрямо тряхнув головой, она поднялась и прошлепала на кухню в поисках кофе.
Естественно, глупо было надеяться, что у бабушки есть кофемашина. Все, что нашлось на полках – растворимый три в одном. Сона скривилась. Его не то что пить, нюхать не хотелось. «Не знаю, смогу ли я здесь выжить без нормального кофе», – подумала она, все же вскрыв упаковку. Надежда умирает последней. А вдруг он не такой отвратительный, каким она его помнила? Заварив половину чашки, Сона вышла во двор и обернулась на поднимавшееся из-за дома солнце, которое еще пряталось в розово-оранжевых перистых облаках.
Сжав пальцами горячую чашку, она сделала пару глотков и с отвращением поморщилась: как вообще можно пить эту гадость? Но по многолетней привычке организм требовал хотя бы подобия кофеина, и, закрыв глаза, Сона предприняла еще одну мужественную попытку распробовать отвратный напиток. Нет, точно нет.
Окрестности Чхунмун еще окутывала тишина, и за голубыми решетками калитки отчетливо слышался тихий шелест волн. Сона открыла ворота и подошла к заграждению, глядя на то, как оживает мир под лучами просыпающегося солнца. На горизонте серо-голубое море сливалось со стальным небом в туманной дымке. Белые барашки волн размеренно разбивались о черные скалистые выступы у берега, разбрызгивая крупные хлопья пены. У Сона что-то сладко заныло внутри от этой почти невыносимой красоты. Перед ней будто расстилался весь мир, и тихий морской простор шептал, что все будет хорошо, она восстанет из пепла и вновь поверит в себя.
