Ни одной бабы не упускает. И дети есть, и жена красивая. Неужели все дело только в деньгах? Но у этого грузина и денег нет. Во всяком случае, ему хотелось, чтобы так было. Вспомнил его волосатые руки, белый, запачканный кровью халат, щетину – сделалось совсем противно. Как она могла с ним целоваться? Он закрыл глаза и вспомнил ее слова:
– Ты хороший, ты очень хороший, – говорила она, поправляя рыжую прядь волос, хотела что-то сказать еще, не получилось, поэтому повторяла снова. – Хороший, хороший. Просто так будет всем лучше.
Он понимал, лучше будет ей, ему не будет.
С нарастающей болью созерцал свою рыжую жену, давно друзья шутили – рыжие всегда гуляют, он не обижался, даже не придавал подколкам значения. Ему думалось, что старшая дочь вся в нее, те же ужимки: хочет что-то попросить – сразу не говорит, хитрит, все намекает и намекает.
«Хороший, хороший» звучало в ушах все звонче и звонче. Он понимал же четко одно: хорошие созданы, чтобы их унижали. За окном вечерело, в форточку ветер заносил аромат соседского навоза.
Захотелось напиться вусмерть. Хороший? Что может быть омерзительнее? Хороших бросают, на них ездят, ими пользуются, они за все отвечают. Вспомнил про очкастых коллег по работе: случись ошибка в чертеже – никто не решится взять на себя ответственность, лишь бы на другого свалить, в стороне остаться. А он, произойди что, честно признается, пообещает все исправить и… И так все выходные исправляет. Может, она ушла от того, что вечно пропадал на работе? Она все с детьми и одна. И туда…
И сюда… Так и появился этот грузин с городского рынка.
– Чем он лучше меня? – надрывался он, не понимая происходящее.
А она отвечала, и рыжая прядь красиво закрывала то один, то другой глаз.
– Нет, ты гораздо лучше. Я тебя не заслужила даже. Мне с тобой повезло. Ты очень хороший.
Хороший, хороший. Просто так вышло, я не могу больше. С детьми ты можешь каждые выходные видеться, я только рада буду, и он… – она оборвала судорожную речь, так и не договорив.
На улице становилось сумрачнее, комары жуж-жали все назойливее, водка пилась медленнее – поначалу даже тяжело. На лице отразилась преж-девременная усталость от скучно прожитых лет.
Он пил под виноградником на крыльце: выставил табуретку, накрыл ДСП – получился столик. Свежие огурцы нашлись в огороде, компота из красной смородины оставалось много – жена в прошлый год назакрывала с запасом.
Фасад еще пах свежей краской, дом после ремонта был одним из лучших на улице. Особенно сварливые жены ставили его в пример своим мужьям: мол, гляньте, как там у него – и покрашено все, и забор ровный, и грядки с капустой аккуратные. Когда по делам заходили во двор попросить на время какой-нибудь инструмент, трудно было не полюбоваться сараем: ровненький, прибранный, пахнувший свежим деревом, все по своим местам. А с торца – аккуратная поленни-ца, все дрова одинакового размера, словно с одного конвейера.
После пятой он решил, что точно в эти выходные навестит дочерей. Как они вообще уживутся с этим мудаком чернявым? Он все уже нафантазировал наперед: как этот мясник будет стараться наладить отношения с чужими детьми, задаривать подарками, покупать каждый день шоколадки, нелепо шутить. Неужели они могут на все это пове-стись? Они не дуры же… Но мать же их повелась.
Лживый грузин, весь манерный и неестественный.
Конечно, сначала будет романтика. А потом? Кто он вообще? Приезжий с гор работник рынка. Мясник – одним словом!
