Алкоголь пьянил, не расслаблял тело, но дурманил голову. Груз с души медленно сползал во внутреннюю бездну.
– Привет, Витек, – крикнула баб Маша – томная, сутулая, полная, в размалеванном платке на голове, проходившая с сумкой-тележкой по улице.
Она облокотилась на калитку.
– Нормально дела, – ответил Витька, понимая, что язык его не сильно уже слушается.
– Уехала все-таки… – баб Маша тяжело вздохнула. Конечно, она обо всем знала, как, впрочем, и весь поселок. Подобные новости расходились быстро, обрастали сплетнями и слухами, превращаясь в очередной уездный миф, обсуждаемый бабками, женщинами, а то и мужиками на пятаке или у магазина, или на очередной пьянке.
– Да, – неожиданно вырвалось у него, он сам даже не ожидал.
– Ну, ты давай не дури главное, – баб Маша указала на открытую бутылку. – А то сам помнишь, скольких эта херня уже под косу отправила.
Вон Миха какой мужик был, а Андреич, Митька…
Баб Маша начала перечисление всех ушедших по синей лавочке: кто утонул, кто замерз на снегу, кто провалился в колодец у депо, а кто просто вовремя не похмелился.
– В общем давай, Вить, говорю, не дури. Беда-то и не беда. Молодой еще, все впереди. Еще этих баб будет. Да что я тебе рассказываю? Сам все понимаешь. Ты мужик хороший.
Дальше он ничего не разобрал, словно и не про него говорили. «Хороший» – ухмыльнулся он, ага-ага. Представил, что в понедельник ему выходить на работу, слышать подбадривающие слова товарищей. Сделалось еще тошнее.
И все терпимо, только не говорите это «хороший-хороший».
Баб Маша ушла, укатив за собой сумку-тележку.
– Хороший, – Виктор налил себе рюмку.
На улице зажглись на промасленных столбах фонари. У соседей заиграла музыка, включили радио – пятница, после работы к Семеновне съехались дети, внуки, в общем, как и обычно. Девушка пела – задавался вопрос «но почему?».
Эту песню он уже слушал. «Но почему?» – с эмоциональным напевом продолжала задавать вопрос певица.
– Похую! – грубо и вслух ответил он, подивясь своей грубости, вырвавшейся изнутри.
Бабки с улицы вышли к сваленным доскам у посадок на бревно. Подойдя к калитке, Виктор их заметил. Представил, что баб Маша рассказала им, что ушла точно. Сейчас сидят и обсуждают. Алкоголь обострял и открывал новые чувства, до этого для него чуждых и диких. Неожиданно злость, которая зародилась в его голове, доставила Виктору удовольствие. Он отворил калитку, двинулся к дороге, встал под сливу и с удовольствием начал поливать тонкое деревцо мощной струей. Дурац-кая улыбка скользнула по губам. Журчание бабки услышали, но сделали вид, что ничего не заметили.
Вот, смотрите соседи, бабки на пятаке и все, кто пожелает: это я, Виктор, золотой медалист, спортсмен, инженер, человек с доски почета заводоуправления; один из лучших выпускников школы – гордость отца и, наверное, матери; победитель региональных олимпиад по математике, бронзовый призер области по боксу среди юниоров в полусреднем весе. В жизни же он никогда не дрался, все конфликты избегал – терпеть их не мог – хотя при этом правым боковым мог вырубить многих с легкостью. Тренер еще в детстве отточил у него эту коронку через пот, слезы и изнурительные упражнения, как говорится, через «не могу». А дальше – перспективный и ответственный студент технического университета, гордость преподавателей. Человек с будущим. Во всяком случае, так утверждали люди страны, которой недавно не стало. Виктор заслужил право поссать на сливу, которую сам когда-то сажал. Ведь все детство он видел только тетрадки, учебники, потные раздевалки спорткомплекса «Динамо», когда его сверстники развлекались, как могли, как должны были в соответствии со своим возрастом: речка, велосипеды, мотоциклы, гитара, алкоголь, девчонки, вылазки на природу. Виктор заметил, что на него косятся бабки с бревна. Он ощерился. Гнев перебил обиду.
