Департамент культуры, худрук и директриса театра к постановке его пьесы «Женщинам к просмотру не рекомендуется» отнеслись с опаской. Но он послал всех подальше. Актеры тоже сопротивлялись, играть не хотели. На Вадима жаловались все. Но он был тверд. Это стало делом жизни – поставить спектакль о несостоявшейся любви.
И верить, что он еще увидит Лену. И извинится за свой обман.
В один из вечеров, когда хмель совсем закружил голову, а из питья осталась только водка, Вадим вышел из номера семнадцатого этажа мо-сковской гостиницы, оставив за дверью компанию выпивших коллег.
– Я тебе говорю, ты меня услышь, – звучало уже словно из другой вселенной.
– Это ты меня услышь, – вторило все оттуда же.
Вадим пошатнулся от неожиданной мягкости ковра, направился к лифту, решив спуститься на четвертый этаж за соком или колой. Лифт долго и бесшумно ехал вниз, Вадим следил за своим отражением в огромном зеркале – его оно явно устраивало, несмотря на взлохмаченный вид.
Дойдя до бара, он оперся на стойку, изо всех сил постарался казаться трезвым. Собрался и позвал тощего бармена в накрахмаленной рубашке, заказал две бутылки колы в стекле. Рассчитался карточкой и направился в номер. По дороге в пустынном холле, сотворенном из полумрака и махровой тишины, увидел светловолосую рыжеватую девушку в длинной куртке, больше ничего не рассмотрел, ему хватило – незнакомка показалась красивой.
– Привет, – алкоголь придал наглости. Вадим
перехватил бутылки колы, зажав горлышки сколь-зкими пальцами.
– Вы что-то хотели? – спросила девушка.
– Пошли ко мне, – выговорил мужчина, почти не запнувшись.
Вадим сам не понял, как они зашли в лифт, как он прижал ее к зеркалу, крепко обняв за талию одной рукой. Лица не видел. В отблеске зеркала перед его глазами предстал отражающийся женский затылок. А дальше свет стал чересчур ярким. Рассудок поплыл от скорой близости с женщиной. Левая рука ощутила желаемую плоть, а правая – холодное стекло бутылок.
Очнулся Вадим в пустой гостиничной комнате на двуспальной кровати в темноте. Зажмурил глаза – ничего не вспомнил. Открыл их снова – разглядел потолок.
Бутылки из-под колы валялись на полу.
Вадим похлопал себя по бедрам и понял, что лежит в джинсах. Рот пересох от перегара. Попытался припомнить, что было. От того, что воспоминания путались и выдавали какие-то сюрреалистические эскизы полотен Пикассо, обострялось чувство стыда. Погрузившись в себя, понял, что вопреки ситуации самочувствие очень даже ничего. Привстал. Заприметив на подоконнике сигареты, полез за зажигалкой в карман. Подцепил ее пальцами, а вместе с ней – листок бумаги.
Потянулся к телефону на тумбочке. Подсветил.
Ровный, умело вырезанный прямоугольный листочек в клеточку. Вадим прищурился, разглядел на нем цифры, каллиграфически выведенные си-ними чернилами. Восемь… Девять… Пять…
Вадим набрал номер – подсветка смартфона резал глаза; скорее поднес его к уху – услышал длинные гудки. Глаза начали закрываться… После третьего гудка отозвался женский голос. Вадиму он показался очень красивым и давно знакомым.
«Алло» прозвучало совсем банально. Непротрезвевший мозг вспомнили интонации роман-тических комедий и мелодрам.
– Вы же мне номер оставили?
– Неприличный вопрос вообще-то. Что ты звонишь мне среди ночи? Я уже сплю. Раньше не мог?
– А почему ты ушла? – боясь правды, Вадим все-таки решился и спросил.
– Ты охерел, что ли? Ты ничего не помнишь?
