Повисла пауза. Вадим посмотрел на множество московских огоньков за окном. В приоткрытое окно рвался сырой февраль. Внизу шумела улица.
– Более-менее, – пробубнил уездный режиссер, тут же устыдившись своей невнятности. Вдруг припомнил, как его дружки, сцепившись, катались по полу, а он их растаскивал. Что-то они там не поделили. Кажется, спорили о творчестве Шекспира, будь он неладен. Девушки уже не было, это он, проанализировав, осознал точно. От этого стало легче.
– Так помнишь или нет? Что ты, как мальчик провинившийся?
– Нет, не помню, – разозлился Вадим.
– С этого и начинал бы… Ты мне показался куда интереснее. Наверное, ошиблась. Первое впечатление обманчивое, – девушка замялась.
Несмотря на поздний час, голос ее не был сонным.
– Ладно, – грубо перебил мужчина женское возмущение. – Приходи.
– Ну, ты реально охеревший? Я уже уехала.
– Так приезжай.
– Я за городом живу, если что.
– Говорю, приезжай, – с грубостью уже надавил Вадим.
– Двадцать тысяч.
– Что?! – после цены у Вадима в голове все точно встало по местам. Он подошел к окну, закурил. Москва сквозь призму еще пьяных глаз выглядела огромной картинкой из пазлов, местами неправильно собранных, вдавленных вопреки пазам в неподходящее пространство, границу которого обозначали сверкающие небоскребы. По одному из них сверху вниз пробегала белая полоска, словно шкала индикатора, непонятно чего показывающего.
Вадим залип на ее бессмысленном движении.
– Ты уснул? – девушка разрядила тишину. – Снов тогда.
– Приезжай, – Вадим отрыл окно и, омытый сырым шумом столицы, попытался стряхнуть пепел. Пепел тут же влетел в номер обратно, попал на лицо.
– Переводи двадцать тысяч и жди.
– Ты охренела! – Вадим неожиданно взорвался, девушку этим не удивил, но испугал сам себя.
– Тогда все, котик, спи.
– Стоять.
– Так что?
– Давай за десять.
– У тебя что, нет денег?
– Есть…
– Ну, тогда не торгуйся, прошу, это так уни-жает мужчину.
– Слишком дорого.
– Так и скажи, у тебя нет денег.
Вадим не докурил, во рту стало противно. Табак реанимировал невыветренный алкоголь. Чаще всего в последнее время с деньгами было все хорошо. Но почему-то в такой важный для него момент у него осталось наличкой только двадцать тысяч.
– Есть, – как-то обреченно произнес Вадим. – Только наличка. Клянусь, я все отдам. Жду. Я в…
– Я знаю, где ты. Ладно, жди. Сейчас на этот номер переведи мне на такси тогда. Не забудь.
А главное, завари и выпей чай, я видела, он в номере есть. Понял?
– Хорошо, – ухмыльнулся мужчина. Еще недавно строгий и уверенный, так послуш-но отвечал какой-то шлюхе. Откинул телефон в сторону. Вспомнил про деньги, которые надо перевести. Добрался до смартфона. Перевел.
И снова отбросил. Чуть пошатываясь, начал подбирать пивные банки и окурки с пола. В номере
нестерпимо воняло дымом. Распахнул все окна, запуская сырость зимней Москвы в свою берлогу. Огрызки колбасной нарезки на полиэтилене, куски сыра, крошки Вадим собрал ладонью в пакет.
Наведя порядок, как показалось при свете дальних огней, Вадим завязал пакет с мусором, откинул его в угол и решил принять душ. Дверь закрывать не стал, боялся пропустить приход незнакомки. Выдавив из маленьких гостиничных тюбиков в руку одновременно шампунь, гель и бальзам, начал растирать тело – с головы до ног, словно готовился к первому свиданию. Из лейки били горячие струи, обжигали тело, Вадиму показалось этого мало – сделал погорячее. Намывая голову покосился на дверь – не стучит ли кто. Пена попала в глаз – защипало. Он трезвел, и от этого ему становилось хорошо.
