Женственность - страница 26

И, позабыв о своей покинутости, она в течение получаса наслаждалась прекрасным видом, устроившись на скамейке в уголке, в то время как поток её мыслей тёк свободно, не сдерживаемый внешними обязательствами.

– Какое количество великолепно пошитых платьев (хотя они не вполне умеют их носить!) и пышных причёсок! Интересно, много ли у них своих волос, и все ли платья оплачены? Той даме не меньше восьмидесяти; и охота же тащиться на вечеринку в восемьдесят лет! А какой отвратительно богатой она выглядит! Эта соболиная накидка наверняка заставит всех женщин позеленеть от зависти. Причудливое сочетание старости и расточительства, выказываемое этим сморчком, недолго ещё будет тяготить земную поверхность, я так думаю. Если б я разрушилась до такой степени, я предпочла бы остаться дома и возносить молитвы, – хотя, кто знает! – может мне бы захотелось увидеть, как вон тот мужчина поворачивает голову, чтоб взглянуть на меня. И как ему это только удаётся, с такой-то толстой шеей! Экая выставка апоплексических особей сильного пола, – (сильного! Фройляйн Поль не понравилось бы это словцо!) – слишком уж они фиолетовые на мой вкус, а кто помоложе, те – кирпично-красные, видимо, переходная стадия к фиолетовому. Надо сказать, не больше одного на десяток женщин. Неудивительно, что так много незамужних мисс. Интересно, они флиртуют напропалую? По их виду не скажешь. Знают ли эти женщины здесь, что все эти мужчины буквально в их власти? Догадываются ли эти мужчины, что я – даже я, в своём простом чёрном платье, – увижу их у своих ног, если захочу, – если верить Теккерею. Узнаю ли я это наверняка? Я выгляжу бедной, одинокой, жалкой, раз эти прекрасные дамы так высоко поднимают брови, проходя мимо моей скамейки, но на самом деле я так же богата, как и они, ведь я тоже женщина, и, может быть, больше женщина, чем все они. Кажется, здешняя публика постепенно обретает равновесие, уже не так ожесточенно лорнируют друг друга. Но мне право жаль тех заброшенных старушек в уголке, – особенно ту в лиловой шляпке, что сидит под кедром, – никто её не привечает.

Через некоторое время Кларе пришло в голову, что террасы пустеют, через открытую дверь она заметила людей с чайными чашками в руках, – переполненная столовая не вмещала всех, – и вспомнила, что голодна.

– Ясно, что обо мне никто не позаботится, значит, придётся мне позаботиться о себе самой, – решила она, хладнокровно оценив ситуацию.

Пройдя сквозь ряд чудесно обставленных помещений, в каждом из которых ей хотелось задержаться, она с трудом нашла дорогу к одному из чайных столиков, расположенных вдоль стен огромной обеденной залы, на котором груды сэндвичей и пирожных ожидали страждущих, но вот приблизиться к ним было возможно лишь обладая изрядной долей самонадеянности и крепкими локтями. Клара, не лишённая ни одного из этих качеств, скоро жевала так же удовлетворённо, как и любая девушка, имевшая к своим услугам cavaliere servente (итал. рыцаря – прим. переводчика). Однако скоро она задумалась о том, чтобы выйти отсюда, ибо атмосфера была такой, которую и мистер Тодд назвал бы «душной»; огромные охапки цветов, кивавшие головками из массивных серебряных ваз, лишь усугубляли духоту. Но как только она поставила чашку, ей в голову пришла мысль. Она как воочию увидела одинокую старую даму в лиловой шляпке под кедром. Конечно, она тоже голодна, но каковы её шансы раздобыть чашку чая! Ясно как день, у неё нет ни физических, ни душевных сил на такой подвиг. Придётся ей уйти домой без чая, сказала себе Клара с чувством, похожим на угрызения совести, при мысли о том, сколько же пирожных она съела. Как бы переправить к кедру хоть что-нибудь из окружающего её изобилия?