Сморщив нос, Бренн отшатнулся. Он порой видел таких «выжатых» в переулках Канавы – дурковатых стариков и старух с трясущейся головой, ползающих на четвереньках и лакающих воду из луж и стоков. После облав на нищих и калек, которые регулярно проводили скорпы, «овцы» исчезали навсегда.
– Не криви личико-то, касатик, не криви, а в суть вникай, – сурово припечатала бабка.
Новорожденные мечты, ростки которых проклюнулись в сердце Бренна, после жестоких слов Ойхе благополучно увяли. Все лопнуло, как мыльный пузырь. Бабка права – учеником в Ордене ему не стать, – в эфебы отбирали только отпрысков самих Непорочных. Ну, или одаренных юношей из благородных домов, чьи генусы были проверены на тысячелетия вглубь истории Лаара, а предки пять веков назад сражались с Чарлагом на стороне королевы Маф. Случалось, что эфебами становились совершеннолетние отроки из богатейших родов негоциантов, семейств знаменитых врачевателей, алхимиков, университетских профессоров, но лишь за внушительное пожертвование в казну Ордена.
С одной стороны, Бренн был согласен с доводами Ойхе – пользовать яджу втихую, без дозволения и контроля Ордена, значит, рисковать, что в любой момент его обвинят в гнили и сделают «овцой»… Либо дождутся, когда ему исполнится тринадцать и отправят на площадь Искупления.
Но в то же время ничто не могло убедить его в том, что Жизнедатель подарил ему искру, которую нельзя применять. Это же черная неблагодарность не воспользоваться подарком! Иметь в своем распоряжении яджу и не пользовать ее… – это как в лютую жару, умирая от жажды, выплюнуть холодную спасительную воду, уже попавшую в рот.
***
Месяцы мелькали будто минуты. За прошедший год Бренн не забывал предупреждения старой Ойхе, и, хотя ни на миг не собирался отказаться от яджу, обучался со всей осторожностью, так, чтобы никто не видел и ничего не заподозрил. Даже Дуги… Бренн был уверен, что тот никогда его не предаст, но ведь он может случайно проговориться или выразить вдруг восхищение способностями дружка, да не ко времени или не при тех людях… или даже испугаться тех планов, которые вызревали в голове Бренна. Лучше он скажет потом, попозже…
Бренн получал удовольствие, когда с помощью искры ломал толстые ветви, разбивал камни, поджигал мусорные ямы возле Канавы, давил мохнатых черных пауков и мокриц. Последствия проявлялись по-разному – иногда после удовлетворения, он чувствовал опустошение, сильную слабость и тошноту, а порой – все проходило почти бесследно.
Он как-раз думал об этом, допивая молоко и рассеянно глядя, как тетушка Улла со скрипом вытирает мытые тарелки… Все в доме Ри были при деле: Мелену мать отправила убираться в верхних комнатах на пару со служанкой Ирмой. Старая Ойхе спозаранку ушла в храм, прихватив младшую внучку, а Дуги с братом помогали отцу расседлывать лошадей только что прибывших из Массара постояльцев.
Дрифу по настоянию Ойхе освободили от работ до обеда – у него болел очередной зуб, и старуха собиралась зайти в аптечную лавку подобрать снадобье, чтобы хоть немного унять боль… Но то, что зуб придется рвать, сомнений ни у кого не было. Сидя на коленках в углу за плитой, Дрифа одной рукой осторожно касался вспухшей горбом щеки, а другой чертил угольком картинки на «заветной» стенке, которую ему великодушно выделил папаша Мартен для безобидного увлечения. Стена здесь, в отличие от всей кухни, отделанной старинной белой плиткой с синими птицами, была покрыта слоем светлой глины, на которой удобно рисовать.
