Он тоже обхватил ее руками. Сначала нерешительно. Затем положил ладони Сомин на талию, притягивая ее к себе. И, когда их тела соприкоснулись, он наклонил голову, углубляя поцелуй.
Сомин не думала, что поцелуй может оказаться… чем-то большим. Но он оказался. Чуну блаженно застонал, и этот стон эхом отозвался в ней. Заставил ее желать большего.
Затем в голове у Сомин как будто щелкнул переключатель: она осознала, что творит, и оттолкнула Чуну. Секунду назад они так крепко прижимались друг к другу, но, как только она отстранилась, он отпустил ее. Как будто знал, что ей нужно пространство, иначе она не сможет дышать. Или по крайней мере так ей казалось, пока она глотала ртом воздух.
Сомин не хотела смотреть на Чуну, но не могла оторвать взгляда от его лица. Глаза его были затуманены, словно он по-прежнему был погружен в то, что только что произошло. Словно он не знал, что теперь сделать или сказать.
Они оба не знали: Сомин тоже не могла понять, как открыть рот и выдавить хоть слово.
Но, подумав о своем рте, она вспомнила о своих губах. А потом о его губах. А потом о том, что они только что сделали, и ей захотелось растаять и лужицей соскользнуть в канализацию.
– Что ж, похоже, ты доказала, что я ошибался, – проговорил Чуну.
А Сомин даже не могла вспомнить, о чем они спорили. Только знала, что должна уйти. Она не могла сейчас находиться рядом с ним. Вернее, если быть честной, ей хотелось снова оказаться в его объятиях, и с этим Сомин смириться не могла.
– Я пойду проведаю Миён, – сказала она и поспешила по коридору, отчаянно желая сберечь остатки гордости.
Как только Миён проснулась, ее ноздри наполнили запах антисептика и уксусная отдушка моющего средства. Поэтому, еще не открыв глаза, она догадалась, что находится в больнице. Она ненавидела больницы. Миён бывала в них лишь несколько раз, когда Джихун был ранен и когда его хальмони умирала. Для нее больницы ассоциировались не с исцелением.
Открыв глаза, она увидела, как по комнате расхаживает Джихун. Его руки были крепко сжаты в кулаки.
– Мог бы и не оставаться, – прохрипела она.
– Миён-а. – В два шага Джихун подскочил к ней. – Ты меня напугала. – Он сел на край кровати. Какое же приятное тепло исходило от его тела.
Миён обняла его за талию. Теперь она чувствовала его запах, крупицы стирального порошка, которые прилипли к его рубашке, а под ними – почти что сладкий аромат кожи, похожий на сливки. Джихун погладил Миён по голове, перебирая пальцами пряди ее волос. Это было приятно – как нежный массаж кожи головы.
Ей хотелось остаться здесь навсегда. Просто сидеть с ним в обнимку. Тишина уютно окутывала их. Миён попробовала его ци, сладкую и шипучую, как сидр, но под ней скрывалась горькая тревога.
– Ты устал и встревожен, – заметила Миён. – Я это чую.
– Эй, мы разве не договорились, что ты не будешь использовать на мне свои оставшиеся лисьи способности, а я не буду заставлять тебя слушать мои тирады о LOL?[23] – напомнил Джихун.
Миён отодвинулась:
– Ляг со мной.
Джихун улыбнулся:
– Могла бы сразу сказать, что хочешь затащить меня в постель.
Она попыталась сдержать улыбку, но не вышло. Джихун знал, как заставить ее смеяться вопреки всему.
– Врачи что-нибудь сказали? – поинтересовалась Миён, когда они улеглись лицом к лицу на узкой больничной койке.
– Они думают, что ты просто переутомлена и обезвожена.
– Когда я могу уехать? – спросила она.
