Часто дышу, восстанавливая дыхание, и уже хочу возмутиться, но меня накрывает большое тело, проникая в лоно рывком. Островский замирает, ждёт, когда я перестану пульсировать вокруг его члена, и начинает медленно двигаться, наращивая темп. Покрывает поцелуями мою шею, спускается ниже и втягивает поочерёдно соски, обводя по кругу языком. Дальше я уже не отвечаю за свои действия и притягиваю Костю к себе, желая получить поцелуй.
Реальность растворяется в моих стонах и громких шлепках. В такие моменты я могу касаться его, где хочу и как хочу. Ощущать под ладонью упругую кожу, перекатывающиеся от напряжения мышцы, глубокие шрамы с выступающими краями. Я досконально изучила их все и даже с закрытыми глазами могу описать каждый, уточнив неровности и шероховатости. Сейчас он мой, во мне. Ненадолго, на короткий промежуток времени, но в такие моменты я слепо верю, что там, под вздымающейся грудиной, его чёрствое сердце бьётся лишь для меня одной. И когда вбивается в моё тело, когда впивается зверским поцелуем, когда длинные пальцы сжимают кожу, когда рвано кончает, сопровождая свой оргазм коротким рыком, когда бормочет нечто неразборчивое, оставляя последний поцелуй на моих губах.
А затем пелена спадает с глубокой синевы, возвращая холодную бездну, равнодушную ко всему живому. Вот и сейчас, открыв глаза, планирую увидеть привычное безразличие, но в синеве Островского плещется нечто иное, не поддающееся описанию. Я бы сказала, что это нежность, если бы не знала этого человека и не была уверена в отсутствии подобного рода чувств.
– Твой ответ, Лена, – нависает сверху и не собирается покидать моё тело, наслаждаясь затухающей пульсацией. – Мы вместе или по разные стороны баррикад?
– Вместе, – соглашаюсь, понимая, что выбора у меня нет и только рядом с Парето моя дочка будет в безопасности.
– И всё же я сделал правильный выбор. – Уголки губ дёргаются в подобии улыбки, являя мне довольное лицо.
– Странное высказывание для человека, который никогда не ошибается.
– В отношении женщин утверждения и правила часто не работают. Вы подвержены эмоциям, которые вами управляют. Неверное слово, неправильная интонация, ошибочное действие, и всё – нежная фея превращается в разъярённую фурию, способную испепелить лишь взглядом. Поэтому мне нужны гарантии: что бы ты ни услышала и ни увидела, не осуждаешь мои действия, не стремишься перенаправить, занимая мою сторону.
– Даже если то, что вы делаете, – противозаконно?
– Даже, если то, что я делаю, – аморально.
Киваю, соглашаясь на условия Островского, пока плохо понимая, что именно он имеет в виду. Не сдерживаясь, прикасаюсь к его лицу, очерчивая шрам и спускаясь к губам. Неожиданный порыв с моей стороны вызывает недоумение, но именно сейчас мне важно чувствовать его тепло и понимать, что он обычный человек, а не бездушная машина. Всё, что Костя делает и говорит, – показное, и, как правило, люди не заглядывают дальше, довольствуясь представленным. Я же, несмотря на сказанное, вижу нечто иное.
– Я свободна? – Островский всё ещё нависает сверху, не позволяя сдвинуться с места под тяжестью своего тела.
– Нет, – дышит мне в губы, – мы только начали.
