Жестокие забавы - страница 6

Интонации её были сухи, как прошлогодняя листва. Зеленоватые глаза пристально смотрели на смущенного посетителя поверх очков. Каким жалким виделся ей проходимец! Этот его череп, покрытый жидкой растительностью. Это рыхловатое тело, прикрытое, впрочем, довольно дорогой сорочкой, эти его по-женски целомудренно сомкнутые колени – весь его вид вдруг возбудил в Наине Генриховне чувство, родственное вожделению.

«А мужичок-то ничего себе – подумала она – Может быть его можно ещё использовать по прямому назначению?»

– На устранение недостатков вам понадобится не менее двух месяцев. Если возникнут трудности – приходите, мы вам поможем, – задушевно произнесла Наина Генриховна.

– Через месяц у меня назначен сеанс химиотерапии, – скорбно ответил Жижин.

– Надеюсь, что вы выживете, господин… – тут Наина Генриховна произнесла совершенно не произносимое имя Жижина.

– Я-то выживу, – ответствовал Жижин.

При этом лицо его приобрело такое странное, совершенно неописуемое словами, выражение. Нечто хищное и злое появилось в выражении этого вполне симпатичного, в общем, лица.

– У нас тут работают прекрасные специалисты. Экспертизу проводила моя Валюшка, а она так хорошо разбирается в этих вопросах, как никто другой. Я сама очень вам сочувствую, но раз Валюшка так решила, то и я по-другому не могу. Она – крупный специалист, – щебетала Наина.

– Сейчас я очень тороплюсь. Сначала мне надо в Государственную думу, а потом ещё на Лубянку, в центральный офис ФСБ успеть, но на днях я снова навещу вас.

– Зачем же на днях? – бровки Наины вновь подскочили вверх, и она добавила металла в голос. – Я же сказала: на устранение недостатков вы потратите не менее двух месяцев. Но это в том случае, если вы вообще способны их устранить.

– Не знаю, сколько я протяну на этом свете. Конечно, моим семерым малышам хотелось бы, чтобы их папа пожил подольше, – опечалился Жижин. – Но ваша, мадам, судьба мне ясна, как летний день. Судя по внешнему виду, проблем со здоровьем у вас нет…

– Я не имею привычки обращать внимания на недомогания, – и без того прямые плечи Наины стали при этих словах ещё шире

– Поэтому надеяться, что вы сдохнете на днях от рака или туберкулёза, не приходится, – невозмутимо продолжал Жижин. – Но, может быть, вас пристукнет кто-нибудь или прирежет, или придушит – это уж как придётся. Но скорее всего, вас кто-нибудь банально утопит.

От возмущения Наина Генриховна лишилась дара речи, зеленоватые глаза её вытаращились, пальцы выбивали барабанную дробь по ламинированной столешнице. Тут же в проеме двери возникла мужественная фигура Буланчика, облаченная, как обычно в таких случаях, в шикарную твидовую пару, которую он носил поверх брендовой футболки.

Взволнованный Жижин пересек кабинет Наины Генриховны, пребольно ударив Буланчика крепким плечом. Дверь оглушительно хлопнула. Пальма и лимонное дерево затрепетали, как от ураганного ветра.

На этот раз Наина не смогла удержать слёзы. Буланчик обнял её. Горячие и соленые капли оросили шершавую ткань его пиджака.

– Я так одинока! – шептала она. – Все эти пройдохи и завистники ополчились против меня! Так и норовят занять моё место!

Буланчик сначала просто поглаживал её по широкой спине, потом помог снять кардиган и юбку.

– Я совершенно одна! – бормотала расстроенная Наина. – Вся эта шваль только вертится вокруг, норовя использовать….

Буланчик помог снять ей нижнее бельё и колготки, затем мгновенно разделся сам.