Даже не знаю, как ему удаётся сочетать угрожающий вид с обезоруживающей насмешливостью. Вероятно, причина в том, что его уверенность непоколебима. Такого типа ничем не пронять.
— У тебя есть любимый ресторан в Неаполе? — спрашивает Арес, открывая передо мной дверцу автомобиля.
— Я хочу в отель, — выпаливаю сдавленно. — Я устала.
Дорога проходит в тишине. Мы оба усаживаемся на заднее сиденье. Друг на друга не смотрим. Я возвращаю кулон обратно на цепочку. Ощущение, точно сталь оживает и раскаляется до такой степени, что обжигает мои пальцы.
Я не могу надеть эту вещь на себя. Физически — не могу. Но и оставить ее в сумке больше не рискну. Как быть? Где спрятать? Тревога вспыхивает внутри. Никак не могу успокоиться. Мерзко осознавать, что чужие руки дотронулись до самого дорогого.
— Мальчишка на выходе из аэропорта, — вдруг выдаёт Арес.
— Что? — не сразу понимаю суть.
— Он стащил твой кулон, — говорит дальше. — Тот мальчишка, которого я схватил за ухо. Он лапал твою сумку. Но ты запретила мне проверять его карманы. Истерику закатила.
— Разве тебе можно что-то запретить? — усмехаюсь.
— Теперь — нет, — отрезает. — Ты же видишь, куда это приводит.
— Послушай, то был просто бедный мальчик. Худой и голодный, он бы не стал ничего...
Замолкаю под выразительным взглядом. Черт. И правда.
— Ребёнок? — хмурюсь. — Он же совсем маленький. Ему не больше семи лет. Кто станет использовать его в качестве карманника? И когда бы он обучился таким хитрым трюкам?
— Дети быстро все схватывают.
— Не верится, — качаю головой.
— Такая борзая и такая наивная, — хмыкает. — Никогда не слышала, что дети могут воровать?
— Только не говори, что использовал детей для краж.
— Я был таким ребёнком. Тащил все подряд. Мог любого в два счета обчистить. Обо мне даже слава пошла. По щелчку бумажники вскрывал.
Арес щёлкает пальцами. И я как завороженная смотрю на его руку. Массивная кисть. Мощная. Широкая. Вены вздуваются и бугрятся, их не скрывают даже темные контуры татуировок. Пальцы у него длинные, крупные. За их движениями хочется наблюдать.
Язык присыхает к нёбу. По спине пробегает ток. Я сама не понимаю, что делаю, наваждение накатывает, увлекая на дно. Прихожу в чувство, лишь касаясь его ладони. Ощущаю губительный жар и трезвею.
— У тебя красивые руки, — замечаю глухо.
Проклятье. Что я несу? И зачем трогаю его пальцы кончиками своих? Почему продолжаю изучать линии татуировок? Я не в силах остановить безумие.
— Это шрамы? — спрашиваю.
Разглядеть отметины тяжело, но я их чувствую. Много. Очень много рубцов. Мелких, явно старых. Тут есть и свежие следы, стёсанные костяшки после недавнего избиения того урода, который на меня напал, но меня тревожат именно эти древние метки.
Кто их нанёс? Память про старые бои? Не похоже на те, которые остаются после драки.
— Однажды меня поймали, — говорит Арес. — Я выбрал не лучшую цель для кражи. Злопамятный гад оказался. Не простил позора, который ему нанёс пацан-беспризорник. Меня выследили, связали и доставили к нему. Он долго смеялся, а потом достал молоток и перешёл к серьезной беседе.
— Нет, — выпаливаю невольно. — Нет, нет...
— Тише ты, — перехватывает мою ладонь и сжимает крепче. — Он мёртв, а я жив. И лучше тебе не знать, где под конец оказался молоток.
— Такие тяжелые травмы, — запинаюсь. — Как ты сумел восстановиться?
— Кости крепкие, — криво ухмыляется. — Думаешь, то была худшая из моих передряг? Лучшая. Встряхнула прямо. А бывало реально тяжко. И что? Боль — дерьмо собачье.
