Среди посетителей рынка начал нарастать возмущенный гул, люди стали жаться к прилавкам, уступая дорогу трем всадникам в одежде желтого и черного цветов, восседавших на пышно украшенных конях. Всадники, не обращая внимания на неудовольствие горожан, гордо прошествовали на середину базарной площади, где стоял помост, сооруженный для казней и важных объявлений. Двое из прибывших спешились и поднялись на помост. Тот, что был поменьше ростом, коренастый, с широкой грудью, протрубил несколько раз в рожок для привлечения внимания, а второй, дождавшись, пока наступит тишина на площади, достал свиток и начал читать.
Травницы стояли довольно далеко от глашатаев и до них доносились лишь обрывки фраз: «Король…умер….малолетний сын…неспособен…Дядя взял…Король Феермант…Да здравствует король!» – громогласно выпалил последнюю фразу глашатай, и словно по сигналу толпа стала возбужденно переговариваться.
– Я не поняла, госпожа, король умер? – переспросила старуху Христина и тут же поразилась перемене в лице своей наставницы. Та побелела, глаза ее наполнились ужасом, губы задрожали.
– Быстрей, – лишь выдавила из себя та, – надо торопиться.
Не говоря более ни слова, старуха резко развернулась и проворно заковыляла домой, расталкивая встречных прохожих острыми локтями. Христина поспешила за ней, гадая о причине столь неожиданного изменения в настроении Фармозы. Дело, судя по всему, было крайне серьезное, поскольку старуха прошла мимо прилавка с травами, на котором девушка заметила меркамон, но Фармоза даже не взглянула в его сторону. Христина же, воспользовавшись суматохой и общим оживлением, не преминула тихонько стащить один корешок и быстро спрятать его в потайной карман юбки – купец, обсуждая с соседом подробности новостей, на юную воровку не обратил никакого внимания.
Вернувшись домой, Фармоза тотчас бросилась к заветному ларцу с «безрадостными» поручениями и стала торопливо перебирать бумаги, с остервенением бросая в очаг некоторые из них. Голова у нее тряслась, пальцы дрожали, и лишь закончив эту спешную работу и запрятав ларец подальше, на самую верхнюю и темную полку, старуха, наконец, объяснилась со своей подопечной:
– Старый король умер внезапно. Ну как внезапно… Внезапно для тех, кто не знал о том, как сильно стремились занять его трон некоторые другие лица, – она скрипнула зубами. – Но я поставила не на ту лошадку, детка. Молодая королева и ее малолетний сын остались не у дел. Феермант всех обскакал, будь он проклят! – со злобой воскликнула Фармоза и стала неистово ворошить кочергой остатки догорающих писем. – Нам надо затаиться, детка. А еще лучше – уехать подальше на некоторое время.
Не успела она договорить, как раздался стук в дверь. Старуха замерла.
– Как же быстро… – пробормотала она и кинула взгляд на очаг – обрывков бумаг уже не было видно. – Скорее спрячься, – тихо приказала она Христине, указав на темную дубовую панель в конце комнаты, за которой была небольшая ниша. – И что бы ни случилось, молчи и не выдавай своего присутствия.
Девушка с ужасом прижалась к старухе, та на мгновение стиснула ее в объятиях и ласково поцеловала в лоб. В дверь забарабанили сильней.
– Поторопись! – Фармоза подтолкнула ученицу и громко объявила, – иду, господа, иду!
Христина скользнула в нишу, куда с трудом поместилось ее хрупкое стройное тело. И только она прикрыла панель за собой, как в дом вошло несколько человек, громко топая сапогами. Дальнейшее девушка помнила как в тумане, ей практически ничего не было слышно – беседа велась негромко, невозможно было разобрать ни слова. Вдруг Фармоза вскрикнула: «Уверяю вас!» Послышался какой-то непонятный звук, снова раздался топот сапог, скрипнула дверь и все стихло.
