Его Язвы – это наша немощь! Верь, верь, Генка, ты, как и все, обретёшь собственное имя на правах, основанных личными скорбями воина, победителя, а не проигравшего в этой Великой Битве Веков! Но не сразу, не сразу этот титул возляжет на твоё чело, прежде шагнёшь в ад и облобызаешь его нестройные углы, чтобы снять с себя титул варвара и печать узаконенного зла, которое осквернило твой ум усилием не твоей воли, а бездной. Именно она, бездна бездн, и породила грехи на всякие тленно-земные своеволия! Но знания обретаются незаметно на болезнях, страдании и страстях, к сожалению.
– Что, что там?
Он мечется внутри себя, пытаясь вырваться из оков одолевающей чертовщины, да крепко сдавила и отравила свободу. Всё-таки бессмертное зерно, посеянное в нём, не позволяет совершенно оторваться от истины. Она его жжёт, утомляет.
Генка не имеет веры в достойную и благую справедливость, в своё везение, в удачу, в счастье, но Что-то не даёт ему окончательно забыться и отойти ото всего. Он мучается, страдает… Пресвятая Богородица, Иисус всплывают отчётливо в памяти.
– Встречу ли?
Кто знает, может и встретишь! Жил, жил человек и вот наступает какой-то окончательный перелом. Оглядываешься, а видишь – и нет ничего мудрого, полезного. Вся разруха земного соизволения была бессмысленной и бесполезной!
–Всё зря! Всё в пустое ушло! Всё… – Воскликнул он, обращая затуманенный взор в чёрное небо. – Что видел?! Тьма, она и колыхалась вокруг, облизываясь страхами омертвелой души… Она и теперь ещё чýтче колышется при уме…
Ну, да, тьма и колыхалась, разжигая хаос и брань, но и свет, свет тоже разливался тихонько, обмывая волю возрастающих страхов. А ум-то ещё при чужой надобности находится. Своё не пришло… Пока не пришло, но придёт, обязательно придёт.
Как жаль… Живёшь, стремишься к чему-то, ищешь, теряешь, а вот наступает конец и не видишь смысла. Не видишь назначения своим представлениям о мире, о бытии. И даже любовь стирается гранями заката. Неужто и она тоже на ином повороте рождается не так?
–Всё сначала бы! Заново свою жизнь измерить, заново открыть дверь… Не так, не так сложилось… Не так и объявилось, как желалось… Не так, не так. Почему, почему житуха смяла волю нервов?! – Эта утомлённая и заплаканная мысль тревожит и весьма настойчиво, кровоточит рана, а поменять возможность уже нельзя, к сожалению. Одного желания тут мало! Надо ещё что-то… Но что?
– Ген…
– А?
Отец сел рядом.
– Чё не спишь?
– Не спится…
– О чём думаешь?
– Ни о чём…
– Покурим?
– Давай…
Закурили. Дым взвился кольцами предостерегающе. И не полетел в заоблачную даль вековую, а остался при них, точно и он так же ощущал перемены смертного приговора, что навис убожеством над мужиком, которому всего 37 лет!
– Устал?
– Нет… – А сам устал, устал от жизни, от того, что было, что есть! Но разве скажешь об этом?! Не поймёт, не поможет! А лишь опять вывернет словечко, которое обожжёт душу. Только сейчас и такое словечко не нужно, оно его обмажет новым приступом новой боли и ужаса.
– Ложись спать, пойди, отдохни… – Снова посоветовал отец. Да, он переживал по-своему, но мужское плечо опущено книзу, его не коснуться образом заветного и желанного пробуждения. И оттого плечо отцовское не подаёт надежду.
«Постарел батя, – мелькнуло в голове, – время, оно безжалостно ко всем… Будет ли тосковать по мне?… Или не ощутит горечи и потери? Надоел я ему… И матери тоже… Всем в тягость… Так и мне всё в тягость несусветную, ох, в тягость… Освобожу я вас скоро ото всего…
