– Ты не знаешь, куда делись конфеты?
Та соврать не смогла, потому что «боженька ушко отрежет», как стращала бабушка. Катька молчала, только щёки полыхали.
– Катя?
Она всхлипнула и разразилась слезами.
– Это не я… Это Женька с Валеркой первые начали, а нам с Алёнкой мало досталось… Потом Женька сказал: «Давай ириски положим, они тоже вкусные». Ы-ы-ы-ы…
Папа захохотал.
– Ну вот, – сквозь смех сказал он, – хотела Иру Колотухину отблагодарить, считай, что уже отблагодарила!
Мама побледнела:
– Вы съели две коробки на четверых?
– Да чего там… – задыхался от смеха папа, – по десять штук каждому!
Катька замотала головой:
– Нет, мы с Алёной только пять штучек… нет, шесть или семь…
Мама закрыла коробку.
– Теперь живот заболит, сейчас дам тебе касторки. Надо Колотухиным и Русаковым сказать. Это же вредно столько конфет сразу!
Она бросила недопитый чай и ушла. А позже стало слышно через потолок, как завопил Женька.
«Видно, попа у него всё-таки слиплась», – догадалась Катька.
Наступила суббота, самый любимый Катин день, потому что не надо было идти в детский сад. Воскресенье тоже хороший день, но не такой, потому что в садик идти уже завтра. Вот бы всю неделю была суббота!
Папа съел омлет, попил чай и собрался в гараж чинить машину.
– Ну и хорошо, хоть уберусь спокойно, – сказала мама, как будто папа только и делал, что мешал ей спокойно пыль вытирать.
Папа ушёл, мама спокойно пылесосила и мыла полы, а Катя в своей комнате играла с бумажной гирляндой со снеговиками, которую в Новый год вешают под потолком. Гирлянда растягивалась гармошкой, и Катя возила её по полу, сворачивала дугой.
И тут мама заглянула, уже одетая в пальто.
– Я быстренько в магазин сбегаю, куплю колбаску и пирожные. Если тётя Валя придёт, ты ей открой, а больше никому, ладно?
Тётя Валя – это мамина сестра. Она полная, громкоголосая и когда говорит, то всегда руками машет.
– Ладно, – согласилась Катька.
Она большая и самостоятельная, ведь пятый год пошёл. В розетки не полезет: знает, что они бьют током; газ открывать не станет, со спичками баловаться не будет, да их всё равно прячут высоко, в шкаф.
Мама включила телевизор и ушла. Катя забралась с ногами на диван и несколько минут прилежно смотрела «АБВГДейку», но вскоре заскучала: передача ей не нравилась, неинтересная.
Катька открыла шкаф с одеждой и вытащила новую курточку, которую мама привезла из Москвы, ярко-оранжевую, с блестящей пряжкой на пояске и нашивкой на рукаве – тигриной головой. Катька визжала от восторга, когда первый раз увидела куртку, и хотела надеть обновку в гости, ведь не зря купили. Папа говорил, что ещё холодно, пусть куртка лежит до весны, а Катька дулась и бубнила, что никогда не мёрзнет.
Мама посмотрела в окно и вдруг легко согласилась. Сказала: ладно, иди в куртке. Катька, радостная, надела курточку поверх кофты, застегнула поясок, полюбовалась на себя в зеркало.
Вышли из подъезда, и шагов через двадцать-тридцать Катька почувствовала, что мёрзнет: ветер продувал лёгкую куртку насквозь, швырял в лицо колючие снежинки.
– Холодно? – спросила мама.
– Н-нет… – неуверенно ответила Катька.
– Может, вернёмся?
Она сконфуженно кивнула. Да, папа прав, для обновки время ещё не пришло.
Катя со вздохом засунула куртку обратно в шкаф. Шмыгнула в кухню, подтащила табуретку к раковине и открыла кран. Вода была тёплой и приятной. Катя принесла куклу и устроила ей душ. Капли летели на платье и пол.
